Призрак Оперы. Тайна желтой комнаты. Дама в черном

Воспользоваться маленьким туалетным столиком, стоящим на одной ножке, было невозможно. Шкаф отсутствовал, так как платья мадемуазель Станжерсон хранились в замке. Рультабиль ощупал стены, сложенные из нескольких рядов кирпича, и, покончив с ними, проворно простучал всю поверхность желтых обоев вплоть до потолка, которого он смог коснуться, только взобравшись на стул, водруженный на туалетный столик, и передвигая это шаткое сооружение вдоль всей комнаты.

Покончив с потолком, на котором он, кстати, внимательно осмотрел след второй пули, репортер приблизился к окну — наступила очередь решеток и ставней, солидных и неповрежденных. Наконец, Рультабиль вздохнул и объявил, что теперь он спокоен.

— Ну что, вы убедились, что она была заперта, наша дорогая барышня, когда ее убивали и когда она звала нас на помощь? — простонал дядюшка Жак.

— Да, — сказал репортер, вытирая лоб, — действительно, комната была заперта, как несгораемый шкаф.

— Вот почему эта тайна настолько и удивительна, — заметил я, — даже литература не дает нам подобных примеров. В «Убийстве на улице Морг», если помните, Эдгар По ничего подобного придумать не смог. Место убийства, правда, было достаточно хорошо закрыто, чтобы исключить бегство мужчины, но имелось окно, через которое мог скрыться убийца, оказавшийся обезьяной. Но здесь нет никакого выхода — дверь заперта, ставни закрыты, даже муха не могла бы проникнуть сюда или покинуть комнату.

— Все верно, все верно, — задумчиво бормотал Рультабиль, вытирая капли пота на лбу. Он, казалось, вспотел не столько от недавней физической нагрузки, сколько от умственного напряжения. — Все верно, это огромная, прекрасная и глубокая тайна.

— Даже Божья благодать, если бы преступление совершила она, не выбралась бы отсюда. Послушайте-ка! Слышите? Тихо! — Дядюшка Жак сделал нам знак замолчать и вытянул руку по направлению к стене, казалось, слушая то, чего мы не слышали.

— Ушла наконец, — придется все-таки убить ее. Уж больно оно зловещее, это животное. Каждую ночь вопит на могиле Святой Женевьевы, и никто не решается ее тронуть из боязни, что матушка Ажену наведет на него порчу.

— Какой величины эта ваша Божья благодать?

— Почти как большая такса, просто чудовище какое-то. Я уж и то спрашивал себя, не она ли схватила барышню своими когтями за шею, но Божья благодать не носит башмаков, не стреляет из револьвера и не имеет подобной руки! — воскликнул дядюшка Жак, снова указывая нам на кровавый отпечаток. — И затем, мы бы ее увидели также, как увидели бы и человека, и она тоже была бы заперта в комнате и в павильоне, как и человек.

— Конечно, — заметил я, — еще не видя Желтой комнаты, я спрашивал себя, не кошка ли это матушки Ажену.

— И вы тоже? — удивился Рультабиль.

— А вы? — спросил я.

— Нет, ни минуты. Прочитав статью в «Матэн», я сразу понял, что животное тут ни при чем, теперь я могу поклясться, что здесь произошла ужасная трагедия. А почему вы не говорите нам, что нашли берет и платок, дядюшка Жак?

— Их забрал следователь, — запинаясь пробормотал старик.

— Я не видел ни платка, ни берета, — серьезно сказал Рультабиль, — но тем не менее, я могу их подробно вам описать.

— Уж больно вы ловкий, — смущенно кашлянул дядюшка Жак.

— Голубой платок с красными полосами, сделанный из грубой ткани, старый баскский берет, похожий на этот, — и Рультабиль указал на берет дядюшки Жака.

— Однако все верно. Вы что, колдун? — старик попытался рассмеяться. — Как вы узнали, что платок был голубой и с красными полосами?

— Потому что, если бы платок был не голубой и без красных полос, то его вообще не нашли бы.

Не обращая больше внимания на дядюшку Жака, мой друг вынул из кармана кусок белой бумаги, взял ножницы и, наклонившись над следами шагов, принялся вырезать контур подошвы. Результаты своих трудов он передал на хранение мне.

Затем он повернулся к окну и, указав на Фредерика Ларсана, который все еще не покидал берегов пруда, поинтересовался, не заходил ли сыщик взглянуть на Желтую комнату.

— Нет, — ответил Робер Дарзак, не сказавший ни единого слова с тех пор, как Рультабиль передал ему кусок обгорелой бумаги. — Он заявил, что ему не нужно осматривать Желтую комнату, так как убийца ушел оттуда самым естественным образом, и что он все объяснит сегодня же вечером.

Услышав слова Дарзака, Рультабиль побледнел.

— Неужели Фредерик Ларсан обладает знанием истины, которую я еще только предчувствую, — пробормотал он. — Ларсан, конечно, силен, очень силен, и я восхищаюсь им, но на этот раз мало быть опытным сыщиком. Требуется быть логичным, логичным, как Господь Бог, когда он сказал, что два плюс два будет четыре. Важно правильно подойти к решению вопроса!

И репортер устремился из комнаты, обезумев от мысли, что знаменитый Фред может раньше него добиться решения этой загадки.

Я догнал его уже на пороге павильона.

— Успокойтесь, — сказал я, — разве вы недовольны?

— О, — признался он, глубоко вздохнув, — я очень доволен и обнаружил массу интересных вещей.

— Морального или материального порядка?