— Некоторые морального, а одна определенно материального, вот эта, например.
Он быстро вытащил из кармана лист бумаги, засунутый туда во время экспедиции под кровать, и развернул его. На листке я увидел белокурый женский волос.
VIII.
Через пять минут, когда Жозеф Рультабиль склонился к следам, обнаруженным в парке под окнами вестибюля, к нам подбежал один из служителей замка и крикнул Роберу Дарзаку, выходившему из павильона:
— Господин Робер, судебный следователь собирается допрашивать мадемуазель Станжерсон!
Дарзак наспех извинился перед нами и бросился бежать по направлению к замку, слуга побежал за ним.
— Если умирающая заговорила, это может быть интересно, — заметил я.
— Мы должны все знать, — ответил мой друг, — идемте в замок.
Он увлек меня за собой, но дежуривший в вестибюле первого этажа жандарм преградил нам путь на лестницу. Мы вынуждены были ждать.
А в комнате жертвы в этот момент происходило следующее.
Домашний врач, полагая, что мадемуазель Станжерсон чувствует себя несколько лучше, но опасаясь, что она вновь потеряет сознание и допросить ее не удастся, счел своим долгом предупредить судебного следователя, и этот последний решил немедленно приступить к краткому допросу.
На допросе присутствовали господин Марке, его секретарь, господин Станжерсон и врач. Позднее, во время процесса, я раздобыл текст этого допроса. Вот он, со всей своей юридической сухостью.