Призрак Оперы. Тайна желтой комнаты. Дама в черном

— Я уже встал, чтобы пойти к Матильде, как вдруг увидел в дверях ресторана ее взволнованное лицо. «О Боже!» — воскликнула она и бросилась в мои объятия. Больше она ничего не могла произнести и сильно дрожала. Я убеждал ее, говорил, что ей нечего бояться, поскольку я рядом, и осторожно поинтересовался, что послужило причиной такого внезапного испуга. Она села, так как не могла держаться на ногах, а я предложил ей что-нибудь съесть. Однако Матильда была не в состоянии проглотить даже глоток воды, зубы ее стучали. Наконец, немного успокоившись, она рассказала, останавливаясь после каждой фразы и с ужасом посматривая по сторонам, что, покинув ресторан, не решилась далеко уходить, так как я должен был вот-вот выйти. На перроне она заметила через освещенные окна соседнего вагона проводников, которые стелили постели. Матильда вспомнила, что ее саквояж со всеми драгоценностями открыт, и решила пойти его запереть, не потому, что усомнилась в честности проводников, а из предосторожности, вполне естественной в таком путешествии. Войдя в вагон, она открыла дверцу купе, в которое мы не заглядывали после Парижа, и тотчас же громко вскрикнула. Никто ее не услышал, потому что в этот момент мимо проходил поезд. Что же случилось? Внутренняя дверца купе, ведущая в туалетную комнату, была приоткрыта, и в ее зеркальной стенке Матильда увидела… лицо Ларсана! Чудовищное видение! Она отшатнулась и бросилась бежать так быстро, что, покидая вагон, споткнулась и упала на колени. Поднявшись, она прибежала в ресторан в том состоянии, о котором я уже говорил. Сперва я ей не поверил, так как всеми силами своей души не желал верить в это ужасное происшествие, и потом, я должен был сделать вид, что в это не верю, опасаясь рецидива ее безумия. Я полагал, что виной всему возбужденное воображение, и предложил немедленно отправиться в купе и убедиться, что она стала жертвой галлюцинации. Жена страшно испугалась и заявила, что ни она, ни я никогда больше не вернемся в это купе и не станем продолжать путешествие этой ночью. Дыхание ее было прерывистым, а голос дрожал. Чем больше я убеждал ее, что подобное появление невозможно, тем настойчивее она уверяла меня в его реальности. Я напомнил, что она слишком мало видела Ларсана после драмы в Гландье и недостаточно запомнила его лицо. Вероятно, это был кто-то просто на него очень похожий. Матильда ответила, что узнает это лицо и через сто лет, ибо Ларсан дважды появлялся перед ней при незабываемых обстоятельствах. Первый раз после происшествия в Необъяснимой галерее, а во второй — в ее комнате, когда судебный следователь явился меня арестовать. И потом, это страшное лицо не переставало ее преследовать столько лет! Она поклялась своей и моей головой, что видела именно Бальмейера, с его бритым лицом и большим лбом. Бальмейера, оставшегося в живых! Она обнимала меня, как будто опасалась ужасной разлуки. Матильда направилась на перрон, затем, закрыв глаза рукой, бросилась в кабинет начальника вокзала, который, увидев несчастную, испугался не меньше меня. «Она сойдет с ума», — подумал я и объяснил смущенному чиновнику, что жена просто испугалась, оставшись одна в купе, и попросил за ней присмотреть, пока я разберусь, в чем дело. Однако едва я приоткрыл дверь, чтобы выйти, как тут же захлопнул ее за собой вновь. Потому что я тоже увидел Ларсана! Увы, у жены не было галлюцинации. Ларсан находился там, на перроне, за этой дверью.

Произнеся это, Робер Дарзак на минуту замолчал, как будто воспоминание об этой встрече лишило его сил продолжать рассказ. Затем он провел дрожащей рукой по лбу и заговорил вновь: