Призрак Оперы. Тайна желтой комнаты. Дама в черном

— Это неправда! Наиболее древний череп в мире принадлежит Старому Бобу! Это череп Старого Боба! Маттони, Маттони, — позвал он, — неси сюда немедленно мой багаж.

В этот момент Маттони пересекал двор Карла Смелого с багажом Старого Боба на спине. Приказание было немедленно исполнено. Старый Боб достал связку ключей, бросился на колени и открыл сундук. Удалив предварительно в большом порядке сложенное белье и предметы туалета, он извлек из сундука шляпную коробку, откуда, в свою очередь, был извлечен череп и с большим почетом установлен на столе среди чайных чашек.

— Вот самый древний череп в мире! — объявил Боб. — Это череп Старого Боба. Посмотрите на него. Старый Боб никуда не выходит без своего черепа.

Произнеся эту темпераментную речь на невероятной смеси французского, английского и испанского, который, кстати сказать, он знал в совершенстве, Старый Боб принялся ласкать свой знаменитый череп с такими сияющими глазами и радостной улыбкой на лице, что Рультабиль и я не могли удержаться от смеха. Все это было тем более забавно, что время от времени он становился внезапно очень серьезным и с недоумением пытался выяснить, чем же все-таки вызвана наша неуместная веселость. Это только подливало масла в огонь, и даже госпожа Дарзак вынуждена была приложить платок к глазам, так как Старый Боб с его наиболее древним черепом человечества мог заставить плакать от смеха кого угодно. Должен заметить, что в тот момент, за кофе, этот двухсоттысячелетний череп никого не пугал. И даже его оскаленные зубы производили впечатление веселой улыбки.

Внезапно Старый Боб нахмурился вновь. Он поднял череп правой рукой и, ткнув пальцем в лоб нашего предка, возвестил:

— Когда смотришь на этот череп сверху, он кажется пятиугольным, ввиду сильного развития теменных бугров. А что я видел на голове троглодита из Красных скал?

Не знаю, что обнаружил Старый Боб у тех троглодитов, так как перестал слушать, не в силах оторвать глаз от его лица. У меня пропала всякая охота смеяться. Археолог показался мне вдруг страшным, суровым и неестественным, как старый комедиант. И тут я заметил, что его волосы сдвинулись! Да, они перекосились, как съехавший на сторону парик. Мысль о Ларсане, никогда меня окончательно не покидавшая, вновь дала о себе знать. Я уже собрался заговорить, но рука Рультабиля дотронулась до моей, приглашая отойти в сторону.

— Что с вами, Сэнклер? — участливо спросил он.

— Мой друг, — ответил я, — вы станете вновь надо мной смеяться, но…

Он увлек меня еще дальше во двор, оглянулся и, убедившись, что мы совершенно одни, сказал:

— Нет, Сэнклер, нет. Я не буду над вами смеяться, потому что вы абсолютно правы, видя этого человека вокруг нас повсюду. Если его не было только что, быть может, сейчас он уже здесь. Он способен преодолеть и камни. Он сильнее всего. Может быть, снаружи я опасаюсь его даже больше, чем внутри. И я буду счастлив, если эти стены, которые я призвал на помощь, помешают ему войти, помогут мне задержать его. Так как я чувствую, что он здесь, Сэнклер!

Я сжал его руку, ибо, странное дело, я чувствовал то же самое. Я ощущал на себе глаза Ларсана, я слышал его дыхание. Когда это ощущение появилось? Трудно сказать, пожалуй, с приходом Старого Боба.

— Старый Боб? — спросил я с беспокойством.

— Берите себя каждые пять минут левой рукой за правую, — ответил Рультабиль после некоторого раздумья, — и спрашивайте себя: «Не ты ли Ларсан?» Ответив себе, не успокаивайтесь, так как он, возможно, уже будет в вашей шкуре, но вы этого и не заметите.

Мы расстались, а вскоре ко мне подошел дядюшка Жак и передал телеграмму. Прежде чем ее распечатать, я поздравил старого слугу с его бодрым видом. Как и все мы, он провел бессонную ночь, но утверждал, что помолодел от радости лет на десять, увидев наконец-то свою хозяйку счастливой. Затем он попытался расспросить меня о причинах странного бодрствования и о чрезвычайных мерах предосторожности, принятых для прекращения доступа в замок всех посторонних. Он добавил, что если бы Ларсан не умер, то можно было бы предположить его появление. Я ответил, что сейчас следует не рассуждать, а просто, как и все другие честные слуги, выполнять полученный приказ, не пытаясь понять его смысла. Дядюшка Жак был, конечно, весьма заинтригован, и мне показалось, что, получив приказ охранять северные ворота, он прежде всего подумал о Ларсане.

Старик также чуть было не стал его жертвой и не забыл этого, во всяком случае, свой пост он будет охранять достаточно рьяно.

Я не слишком-то торопился прочесть принесенную мне телеграмму и был неправ, так как она оказалась очень интересной. Мой парижский друг, следивший по моей просьбе за действиями Бриньоля, сообщал о внезапном отъезде этого человека на юг и предполагал, что Бриньоль купил билет до Ниццы на поезд, который отправлялся из Парижа в 10–35 вечера.