Призрак Оперы. Тайна желтой комнаты. Дама в черном

Этому есть только одно объяснение, и я ручаюсь, что другого вы не найдете. Оно заключается в том, что господин Дарзак, который вошел в Четырехугольную башню около пяти часов, и которого никто не видел из нее выходящим, это вовсе не тот человек, который закончил рисовать в Круглой Башне незадолго до возвращения Старого Боба и которого мы с Сэнклером застали в этой комнате, не видя, как он сюда вошел. Вышли мы уже вместе. Одним словом, в пять часов сюда вошел не тот Робер Дарзак, который здесь и сейчас находится вместе с нами. Здравый смысл подсказывает, что у этого человека есть два воплощения!

Рультабиль посмотрел на Робера Дарзака, который, как и все мы, был поражен блестящими рассуждениями молодого репортера и его неожиданным выводом. Все, что говорил Рультабиль, было таким ясным. Ясным и ужасающим! Мы вновь были удивлены его исключительной логикой и последовательностью мышления.

— Значит, он смог проникнуть сюда, приняв мою внешность, и спрятаться в шкафу перед моим приходом! — воскликнул господин Дарзак. — Поэтому я и не заметил его, когда вернулся из Круглой башни, оставив свою акварель. Но почему Бернье открыл ему двери?

— Он решил, что имеет дело с вами, — ответил Рультабиль и взял руку Дамы в черном в свои руки, как бы желая придать ей мужества.

— Теперь понятно почему, подойдя к двери, мне достаточно было ее только толкнуть. Бернье полагал, что я нахожусь у себя.

— Совершенно верно, — подтвердил Рультабиль, — привратник открыл дверь первому воплощению Дарзака и не заботился о втором, потому что он его не видел. Вы, без сомнения, прошли в Четырехугольную башню в тот момент, когда мы с Бернье находились у стены и наблюдали за странной жестикуляцией Старого Боба, разговаривавшего возле Большой Бармы с госпожой Эдит и князем Галичем.

— Но каким образом, — продолжал господин Дарзак, — меня не заметила матушка Бернье из своей привратницкой? Почему не удивилась она, увидев второй раз входящего Робера Дарзака, хотя и не видела его выходящим из комнаты?

— Представьте себе, — ответил Рультабиль с грустной усмешкой, — что в тот момент, когда вы проходили, или, точнее, в тот момент, когда проходило второе воплощение Дарзака, матушка Бернье собирала в мешок картофель, который я перед этим рассыпал по полу.

— Тогда я могу поздравить себя с тем, что еще жив!

— Да, уж поздравьте себя, господин Дарзак, поздравьте. У вас есть все основания это сделать.

— Подумать только! Вернувшись к себе, я закрыл дверь на задвижку и спокойно уселся писать письмо, имея за спиной этого бандита. Он же мог прикончить меня, не встретив никакого сопротивления!

Рультабиль подошел к Роберу Дарзаку.

— Почему же он этого не сделал? — спросил журналист, глядя ему прямо в глаза.

— Вы прекрасно знаете, кого он ожидал, — ответил господин Дарзак и скорбно посмотрел на Даму в черном.

Стоя в этот момент напротив Робера Дарзака, Рультабиль положил ему обе руки на плечи.

— Господин Дарзак, — сказал он голосом, ставшим вновь ясным и мужественным, — мне необходимо сделать вам следующее признание. Когда я понял, как это Лишнее тело попало в башню, а вы и пальцем не пошевелили, чтобы вывести всех нас из заблуждения относительно этих пяти часов — ведь все, кроме меня, были убеждены, что вы вошли сюда именно в пять часов, — то что я был вправе предположить? Я мог подумать, что бандит это не тот человек, который вошел сюда в пять часов под видом Дарзака. И даже наоборот, я был вправе предположить, что тот Дарзак мог быть настоящим, а ложный Дарзак — это вы! Ах, мой дорогой, как я вас подозревал!

— Это безумие! — воскликнул господин Дарзак. — Если я неточно назвал время своего возвращения в Четырехугольную башню, то лишь потому, что этот час не остался в моей памяти, я просто не придал ему никакого значения.

— Таким образом, господин Дарзак, — продолжал Рультабиль, не обращая больше внимания на восклицания своего собеседника, на волнение Дамы в черном и на наш испуг, — таким образом, я мог бы предположить, что настоящий Дарзак уничтожен вами с помощью ничего не подозревающей госпожи Дарзак. Это предположение, всего лишь предположение. Я мог бы подумать, что вы — это Ларсан, а человек в мешке — это Дарзак. Ужасная мысль!

— Увы, — глухо ответил муж Матильды, — мы все здесь подозревали друг друга.

Рультабиль повернулся спиной к Роберу Дарзаку, засунул руки в карманы и попросил близкую к обмороку Даму в черном:

— Еще немного мужества, сударыня.

Затем он продолжал тем назидательным тоном, который был мне прекрасно известен, тоном учителя математики, дотошно доказывающего запутанную теорему:

— Видите ли, господин Дарзак, так как имелось два ваших воплощения, то я должен был их исследовать, чтобы разобраться, какое из них истинное, а какое скрывало Ларсана.

— Довольно, — возразил Дарзак, — вы же меня больше не подозреваете. Лучше немедленно объясните, кто здесь Ларсан! Я этого хочу! Я требую этого!

— Этого хотят все! И немедленно! — покинув свои места и окружив его, поддержали мы.