Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

– Поскольку она в этом созналась, я могу сказать, что она часто беседовала с лесником по ночам в комнате на втором этаже донжона, там, где когда-то была молельня. В последнее время эти беседы участились, так как ревматизм приковал папашу Матье к постели. Укол морфина – и папаша Матье может наслаждаться отдыхом, а его супруга – покоем в течение нескольких часов, когда ей необходимо отсутствовать. Госпожа Матье приходила ночью в замок, закутавшись в большую черную шаль, которая делала ее почти неузнаваемой и похожей на темный призрак, тревоживший порою папашу Жака. Чтобы дать знать своему другу, что она пришла, госпожа Матье подражала зловещему мяуканью кошки матушки Молельщицы, старой колдуньи, живущей в лесу Святой Женевьевы; лесник тут же спускался из донжона и открывал любовнице потайную дверь. Когда начался ремонт донжона, свидания проходили все в той же старой комнате лесника, в донжоне, поскольку новая комната, которую на время предоставили бедняге в конце правого крыла, соседствовала с комнатой, занимаемой семейством дворецкого и кухарки, и отделялась от нее лишь тонкой перегородкой.

Госпожа Матье оставила лесника в добром здравии незадолго до того, как в глубине двора разыгралась драма. Вдосталь наговорившись, они вместе вышли из донжона. Я узнал эти подробности, господин председательствующий, только благодаря тому, что на следующее утро изучил следы во дворе. Привратник Бернье, которого я поставил с ружьем позади донжона для наблюдения, не мог видеть, что происходит во дворе, – я позволю ему говорить, и он скажет вам то же самое. Он появился там чуть позже, привлеченный револьверными выстрелами, и тоже выстрелил. Итак, лесник и госпожа Матье стоят в темном и тихом дворе. Они желают друг другу доброй ночи; госпожа Матье направляется к открытым воротам, а он возвращается в свою комнату в конце правого крыла.

Не успевает он дойти до двери, как раздаются выстрелы; взволнованный, он спешит назад и только достигает угла правого крыла, как на него прыгает тень и наносит ему удар. Он мертв. Вскоре труп его поднимают люди, которые думают, что несут убийцу, а на самом деле у них в руках убитый. Что же тем временем делает госпожа Матье? Удивленная выстрелами и появлением во дворе людей, она старается раствориться в темноте. Двор велик, а госпожа Матье уже недалеко от ворот – есть надежда уйти незамеченной. Но она не уходит, а остается и видит, как уносят труп. Сердце ее сжимается от вполне понятного волнения, и, движимая недобрым предчувствием, она доходит до вестибюля, бросает взгляд на лестницу, освещенную фонарем папаши Жака, где лежит труп ее друга, и убегает. Быть может, она привлекла внимание папаши Жака? Во всяком случае, он идет вслед за черным призраком, который уже заставил его провести несколько бессонных ночей.

В эту ночь, еще до преступления, его разбудил вопль Божьей Коровки, и он увидел в окно черный призрак. Он поспешно оделся и, по его словам, именно поэтому явился в вестибюль полностью одетым, когда мы принесли труп лесника. Вне всякого сомнения, в эту ночь он хотел во что бы то ни стало увидеть вблизи лицо призрака. Он ее узнал. Папаша Жак уже давно дружил с госпожой Матье. Должно быть, она призналась ему в своих ночных похождениях и умолила помочь ей в трудную минуту. Госпожа Матье, только что видевшая своего друга мертвым, выглядела совсем несчастной. Папаша Жак пожалел ее и проводил через дубовую рощу и мимо пруда до дороги на Эпине. Оттуда ей до дому было уже рукой подать. Папаша Жак вернулся в замок и, поняв, какую ответственность он взял на себя, когда скрыл присутствие ночью в замке любовницы лесника, попробовал скрыть этот эпизод драматической ночи и от нас. Мне не нужно просить госпожу Матье и папашу Жака подтвердить этот рассказ. Я знаю, что все происходило именно так. Я просто обращусь к памяти господина Ларсана, которому теперь ясно, откуда я все узнал: он видел, как на следующее утро я изучал двойную цепочку следов, которые, встретившись, тянулись рядом, – следов папаши Жака и этой дамы.

Тут Рультабийль повернулся к госпоже Матье, сидевшей в зале, и галантно ей поклонился.

– Отпечатки обуви этой дамы, – пояснил он, – удивительно похожи на следы изящных штиблет убийцы.

Госпожа Матье вздрогнула и с любопытством, смешанным с ужасом, уставилась на юного репортера. Как он смел? Что он хотел этим сказать?

– У сударыни изящная ступня, длинная и чуть великоватая для женщины. Если не считать носка туфли, это вылитая нога убийцы.

В зале задвигались. Рультабийль движением руки призвал публику к спокойствию. Можно было подумать, что теперь он поддерживает порядок в зале.

– Спешу добавить, – продолжал он, – что особого значения это не имеет, и полицейский, строящий целую систему только на сходстве внешних признаков и не составивший себе мнения по существу дела, тут же впадает в ошибку. У господина Дарзака отпечаток обуви такой же, как у преступника, но тем не менее он не преступник.

Новое движение в зале. Председательствующий спрашивает у госпожи Матье: