Призрак Проститутки

Вы подъезжаете к цитадели Лэнгли, свернув с шоссе у маленького дорожного знака, на котором стоит УОД (Управление общественных дорог), на узкую двухрядную дорогу; через полмили появляется сторожка, откуда смутно видна водонапорная башня в красно-белую клетку. А за ней — сам Левиафан. Мне Лэнгли казался похожим на огромный, неуклюже построенный пассажирский лайнер. Если же говорить менее метафорично, то Лэнгли — это огромное семиэтажное здание с окнами по первому и седьмому этажам, что создает впечатление верхней и нижней пассажирской палуб. Вокруг — поля, деревья и огромные заасфальтированные площадки для стоянки машин; мы занимаем сто двадцать пять акров и обошлись в сорок шесть миллионов долларов. Ходили слухи — архитектор никогда этого точно не знал, — что в здании довольно скоро будет размещено более десяти тысяч человек. Иной раз, когда моя машина застревала на Парковой дороге имени Джорджа Вашингтона в бесконечной веренице зеленых автобусов, курсировавших между Туманной низиной и Лэнгли, я мог бы поклясться, что эта цифра занижена. Мавзолей, ибо так тоже называли Лэнгли, был затеян Алленом Даллесом, мечтавшим о таком дне, когда все сотрудники ЦРУ смогут работать в одном здании, что резко поднимет их производительность, — а все считали Аллена Даллеса на редкость неделовым человеком. Он бывал одержим сразу несколькими идеями и любил продвигать их все сразу, что мог заметит, всякий, кто видел, какой бедлам царил на его столе, — такие люди всегда мечтают о большей производительности.

И вот мы получили это здание. Были люди, которые говорили, что изнутри Мавзолей напоминает большой концерн с вереницей залов и кабинетов, тянущихся до бесконечности. Там есть интимные уголки и отсеки, где возникает впечатление, что ты попал в банк или в больницу. Входные двери открываются в большой мраморный белый холл с нашей печатью, выложенной на полу: на стене справа — барельеф Аллена Даллеса в профиль, другая — вся в звездах, в память погибших при исполнении служебных обязанностей. Высоко на стене — цитата из Нового Завета от Иоанна, глава 8, строфа 32: «И познает истину, и истина сделает вас свободными». Истина, сказал я себе в один из худших моментов лета, состоит в том, что, стремясь быть свободными, мы построили здание, где ты чувствуешь себя так, будто трудишься на фашистское государство. Я сразу пожалел о крайности сравнения, но слишком было много неприятных моментов, рождавших такие мысли. Когда монументальный труд по перевозке наших архивов — отдел за отделом, направление за направлением, сектор за сектором — был окончен, передвигаться по зданию стало просто невозможно. Всюду стояли охранники, и каждому надо было показывать свой пропуск. На первом этаже, где были широкие коридоры, расположились вспомогательные службы: пункт первой помощи, отдел оформления командировок, отдел кредитов, кафетерии для разных рангов и сейфы для хранения записей; в другом широком коридоре разместились наши клубы: фотоклуб, театральный клуб, клуб велосипедистов, шахматный клуб; есть у нас и магазины — в этом отношении мы были предшественниками торговых центров, которые еще появятся в наглухо закрытых зданиях.

Наверху были бесконечные коридоры, и по мере того как люди переезжали сюда, все острее вставал вопрос о воздушных кондиционерах. Если одной из подспудных причин переезда был запах из очистных сооружений в низине Вашингтона, то здесь, несмотря на тщательно установленное самое современное оборудование, в кабинетах все еще пахло затхлостью. Термостаты не работали, и мы отчаянно потели. Вернее, термостаты-то работали, но, поскольку температуру в каждой комнате можно было регулировать по желанию, регулятор все время крутили то в одну, то в другую сторону, и механизм в результате давал сбои. Тогда администрация выключила термостаты, и у нас установили общий воздушный кондиционер; в результате в одних кабинетах стало слишком жарко, а в других — слишком холодно. Довольно скоро многие молодые офицеры, поднаторевшие в умении вскрывать замки, нашли способ высвободить рычажки регуляторов. В конце концов, у всех у нас был вкус к манипуляциям и контролю. Таким образом, температуру снова можно было регулировать, и вся система снова вышла из строя. Тогда решили подать в суд на проектировщика, но дело до суда не дошло: наше ведомство не готово было представить необходимые данные из боязни раскрыть то, что не подлежало раскрытию.

Довольно скоро нас стали захлестывать волны мер безопасности, некоторые из них поднялись достаточно высоко и больше уже не опадали. В каждом коридоре появилась вооруженная охрана. Ночью у выхода в холлы устанавливали загородки. Многие годы ни один из нас не уходил, не заперев всех бумаг в сейф и не отправив в бумагорезку все ненужные записи; если ты куда-то спешил, то совал мусор в картонные коробки из-под молока в свой личный сейф, чтобы выбросить их потом утром. Слишком серьезное ждало наказание того, кто оставит что-то после себя.