Призрак Риаведи

Тереза не ответила, глядя в серое от облачности, плачущее небо. Только поздравлений не хватало. Не до веселья. Не сможет она улыбаться соседям на пикнике. И даже на охоту не хотелось. Хотелось побыть одной. Или почти одной. Завернуться в одеяло, пить горячий чай со сладкими пирожными, и чтобы вокруг суетился кто-то из самых близких…

— Мы уезжаем в город, господин Хэнк, — вымолвила она. — Не волнуйтесь, я оставлю вам лодку. Когда сами соберетесь уехать, оттащите ко мне в подвал. Пойдемте, дам вам ключи.

Он пошел за ключами, а потом обнаружил себя перетаскивающим в багажник ящики с банками солений и варений. А потом — коробки с одеждой и обувью…

— Спасибо, господин Хэнк, — слабо, одними краешками губ улыбнулась госпожа Ильтен. — Может, в городе увидимся.

— Жаль, что вы уезжаете, госпожа Ильтен, — произнес он, помявшись. — Знаете, в одиночку охотиться не так интересно. И дед Калле расстроится, вы ему нравитесь. А господин Генин опять запрется у себя во дворе. — Он вздохнул. — И привидение это явится, а вас нет. Ну, привет ему от вас передадим.

— Оно больше не явится, — проговорила она с грустной улыбкой. — Передайте лучше привет Лике, господин Хэнк. Она дура, но постарайтесь ее не бить, если можете.

Страдающий Маэдо сполз по лестнице вниз в три приема, останавливаясь переждать головокружение. Хорошо Ильтену, тот на первом этаже. Ильтен сидел внизу, на лбу мокрое полотенце, в руке рюмка с живительной дозой. Увидев Маэдо, он молча указал на вторую рюмку и полотенце, лежащее в миске с водой и кубиками льда.

Со двора вошла Тереза. В приличном городском платье, и сверху — не охотничья куртка, а длинный лимонно-желтый плащ, аж глаза заболели.

— Быстро привели себя в порядок, и в машину, — распорядилась она.

— Какая машина? — простонал Маэдо, прикладывая полотенце ко лбу. — Как мы поедем?

— На заднем сиденье. Впрочем, — она прищурилась, — могу погрузить вас в багажник, если через пять минут вы все еще не будете ничем отличаться от кореньев в банке.

Машина вырулила со двора. Тереза затормозила, вышла и надежно закрыла ворота на замок. Из глубины двора подмигнул красным глазом монстр. Нечего тут шастать всяким чужакам. А у Хэнка теперь есть ключ, ну и монстра он знает.

Внедорожник проехал по подмокшей колее, чудом не задевая склоненные с обеих сторон сырые ветви. Со двора номер 4 помахала Лика, кутающаяся в дождевик.

Машина вывернула на трассу, Тереза включила мигалку и сирену и втопила. Еще с Земли мечтала погонять на настоящей ментовской тачке с иллюминацией. Знать бы заранее, как сбываются мечты. Хорошо еще, не в отсеке для арестованных за частой решеткой. Там уютно расположились Ильтен и Маэдо с новой бутылкой, явно поставившие себе цель не выходить из общего наркоза до самого Ноккэма.

Она и есть Элеонора

Элеонора родилась на исходе зимы. Милая девчушка с тонкими серебристыми волосами и голубыми глазками — ни в Терезу, ни в Маэдо, ни даже в Ильтена, хотя он тут вообще ни при чем. Впрочем, врач неделикатных вопросов не задавал. Родился здоровый ребенок, да к тому же девочка, особая редкость — вот и расчудесно. Доктор осмотрел дитя, завел ему профиль в медицинской базе, спросил Ильтена:

— Имя уже придумали?

— Элеонора, — ответила Тереза. Ильтен молча кивнул: спорить с этим было бы глупо.

Элеонора улыбалась, глядя на мать, шевелила ручками. Демонстрировала, по выражению врача, все предпосылки к успешному развитию. Он потрепал новорожденную за щечку, пожелал всего наилучшего и откланялся.

— Дайте мне подержать, — хрипло вымолвил Маэдо, выдвигаясь с заднего плана.

Когда у Терезы начались схватки, Ильтен вызвал его во вторую очередь, сразу после врача. Не оставлять же в стороне одно из двух главных действующих лиц ритуала. Тот бросил все дела, примчался в разгар рабочего дня. Чашка недопитого чая в руке слегка дрожала; он поставил ее на прикроватную тумбочку. Спиртного они не пили. Не то чтобы не хотелось, но Тереза посулила оторвать гениталии тому, кто напьется, пока она рожает. Она и так была недовольна, что они повадились выпивать вместе. Понемногу, но регулярно. А что еще делать в ожидании ребенка?

Тереза передала ему Элеонору. Крошка снова заулыбалась. Без сомнения, она узнавала присутствующих. И, похоже, изо всех сил, доступных маленькому ребенку, выражала благодарность за возможность родиться. Чтобы после умереть…

Нет, взмолилась Тереза. Ну неужели совсем нельзя сделать так, чтобы она жила дальше? Поберечь в эту первую рискованную декаду от сквозняков и несварения, последить ночами за дыханием малышки… Может, такие дети умирают лишь потому, что родители внутренне с этим смиряются? Пренебрегают заботой, не уделяют должного внимания — все равно ведь умрет, мол. А надо просто постараться. Ведь может быть так? Тереза смотрела на Маэдо, с непередаваемо умильным выражением лица качающего на ладонях ее кровиночку, и понимала, что не сможет спокойно с ней расстаться. Ей она полностью посвятила последние две трети года, отказавшись от всего, что считала важным. Неужели теперь отпустит?