— Ну уж нет. — Лиз тянется через стол и кладет свою руку поверх моей. — Никто не пойдет на танцы в одиночестве. Мы найдем тебе пару.
— Давай с тобой пойду я, — предлагает новенькая Шарлотта с улыбкой, демонстрирующей полный рот идеально ровных, ослепительно белых зубов. Она поворачивается ко всем и добавляет: — Вообще, может, все пойдем просто вместе? Представьте, как будет весело. Если ни у кого не будет пары, то мы все потанцуем друг с другом.
Глаза всех парней округляются от перспективы потанцевать и со мной, и с Шарлоттой. Их взгляды мечутся между нами двумя, а головы снова начинают кивать. Потом Джейк Уэйнрайт говорит:
— Круто. Я в деле.
Триша резко поворачивается к нему.
— Э-э… нет. Ты не в деле. Ты уже пригласил меня и теперь не можешь вот так меня кинуть.
— Но, детка, если все собираются идти без пар, то какая разница? Я же не собираюсь бросать тебя.
Лицо Триши краснеет, и все задерживают дыхание в ожидании взрыва. Она частенько срывается, и это зрелище не из приятных. Трише, впрочем, удается сдержаться. Ее голос напряжен, когда она рявкает всего несколько слов, отклоняя предложение за всех нас:
— Этого не будет. И точка.
Шарлотта окидывает взглядом ребят и, поняв, что вердикт не подлежит обсуждению, пожимает плечом.
— Ну и ладно, — говорит она мне. — Мы все равно можем пойти с тобой одни.
Глаза Триши швыряют в нее пару невидимых дротиков.
— Как хотите. Только неудачники приходят на танцы без пары.
Шарлотта, кажется, не обеспокоена оскорблением, а я игнорирую тот факт, что Триша только что назвала меня неудачницей. Она всегда была черствой. Я научилась не принимать это на свой счет.
Разговор возвращается к первоначальной теме планирования ужина, а я опять отключаюсь, пока вдруг Шарлотта не говорит:
— Кто это? Если у него никого нет, то я могу передумать насчет танцев без пары.
Я поднимаю глаза, только услышав вокруг изумленные вздохи. Следуя за взглядами остальных, поворачиваюсь к очереди за обедом, и яблоко, которое я держала в руке, падает на пол. Вздох, который срывается с моих губ, получается, без преувеличения, раза в три громче, чем у других, поэтому вся наша компания в ожидании моей реакции замолкает. Мое сердце проваливается куда-то в желудок, который откликается мощной волной тошноты.
— Что он здесь делает? — шепчет где-то позади меня Лиз. Ее шепот звучит словно издалека, и мое сознание едва улавливает его.
— О чем вы? Кто он? — снова спрашивает Шарлотта.
Уэс Дэлани здесь. Я не могу поверить своим глазам. Прошел почти год. Он бросил школу спустя пару недель после гибели Спенсера, а затем полностью исчез с наших радаров. При виде него мое сердце начинает гулко стучать.
Уэс расплачивается за обед, поворачивается, и его взгляд немедленно переходит ко мне, как будто он уже знал, в каком направлении смотреть. Когда наши глаза встречаются, у меня пересыхает во рту. До этого момента я и не подозревала, как сильно мне его не хватало. Все мое существо жаждет воссоединиться с ним. Но… у меня нет на это права. Я подавляю это желание и позволяю своему старому другу — чувству вины — заполнить меня. Это единственное, чего я заслуживаю, когда дело касается Уэса. И тем не менее, я не могу отвести от него взгляд.
Он изменился. Стал старше и крепче. Его голова побрита чуть ли не налысо. Остался лишь очень короткий слой темных волос, не длиннее щетины у него на лице. На удивление это идет ему. В то время, как Спенсер, в конечном итоге, перерос свою подростковую неуклюжесть (ну, почти), то Уэса она и не коснулась. Он всегда был красивым. А теперь стал по-настоящему сексуальным.
С такой стрижкой его темные глаза, обрамленные длинными ресницами, выделяются на лице еще больше. И он так сложен, что даже со своего места в другом конце кафетерия я могу точно сказать, что его тело под тесной белой футболкой и джинсами с низкой посадкой твердое, как скала. Вид у него… суровый. И какой-то измученный.
— Бэйли, что он здесь делает?
Я игнорирую Тришин вопрос. Даже если бы я знала ответ (которого я определенно не знаю), то говорить сейчас я не могу. Я не могу дышать. Не могу думать. И находясь в плену его взгляда, не могу разгадать выражение у него на лице.
Где он был целый год? Что он здесь делает? И почему не может отвести от меня взгляд? Неужели он собирается всем рассказать, что на самом деле случилось в тот вечер?
Почувствовав тошноту, я вскакиваю со своего места и выбегаю из кафетерия, словно от этого зависит моя жизнь. Прямо сейчас кажется, что оно так и есть.
После гибели Спенсера меня посадили на таблетки, и безразличие заменило страдания и разрушительную боль. Я перестала что-либо чувствовать. Однако когда я врываюсь в женский туалет, появляется ощущение, будто на меня разом обрушились все те эмоции, которые я должна была испытывать все это время.
Я смотрю в зеркало, надеясь понять, что же чувствую. И вижу лишь панику. И теряю контроль. Прислонившись спиной к холодному кафелю стенки, я сползаю на пол, крепко обхватываю ноги руками и утыкаюсь в колени лицом.