Призрак в Лубло

Тихо и спокойно шло теперь стадо по большой равнине. Господа долго смотрели ему вслед, пока оно не поравнялось с волнующимся волшебным морем. Там коровы вдруг превратились в гигантов. Они казались теперь чёрными мамонтами на невероятно длинных ногах. Затем каждая корова слилась со своим зеркальным отражением, и всё это двинулось дальше. Постепенно коровы стали таять в серой мгле и, наконец, совсем исчезли, и только их перевёрнутые отражения продолжали медленно брести дальше, ступая ногами по небу. За ними, головами вниз, следовали пастух, погонщики и овчарка.

Художник лежал на траве, раскинув руки и ноги.

— Если я расскажу это в Вене, в клубе художников, меня выставят за дверь.

— Дурная это примета, — промолвил почтенный Шайгато, покачивая головой. — Хорошо, что хоть деньги уже у меня в кармане.

— Но скот-то ещё не на месте, — буркнул гуртовщик.

— Удивительно, что это зрелище до сих пор ещё не арендовано каким-нибудь ловким предпринимателем, — заметил конюший.

— А мы его не сдаём! — горделиво отвечал Шайгато. — Я знаю, если бы можно было, это чудо давно бы забрали в Вену. Но город Дебрецен не отдаст его!

4

Двуколка ветеринара быстро тряслась по степи. Резвая лошадка не нуждалась ни в кнуте, ни в поводьях, она и так прекрасно знала своё дело. Доктор вынул записную книжку и что-то помечал в ней.

Немного погодя он поднял голову и вдруг заметил приближающегося галопом табунщика.

То была бешеная скачка; казалось, и лошадь и всадник обезумели. Лошадь то стремглав устремлялась вперёд, то останавливалась как вкопанная, взвивалась на дыбы и, внезапно повернувшись, бросалась в другую сторону. Всадник с запрокинутой головой, весь изогнувшись, обеими руками держал поводья. Лошадь мотала, трясла головой, храпела и испуганно ржала.

Доктор стегнул свою кобылу и поспешил всаднику наперерез.

Приблизившись, он узнал в нём табунщика: «Это же Шандор Дечи!»

Тот, видимо, тоже узнал доктора и сразу ослабил поводья.

Умный конь, отдуваясь и брызгая пеной, приблизился к двуколке доктора и сам остановился. Он встряхнулся и заржал, словно хотел что-то сказать.

Парень сидел в седле, откинувшись назад и запрокинув голову. Руки его больше не держали поводья, только ноги крепко сжимали бока лошади.

— Эй, Шандор! Шандор Дечи! — окликнул его доктор.

Тот, казалось, не слышал крика или же слышал, но не мог ответить.

Доктор, спрыгнув с двуколки, подошёл к всаднику и, обхватив его руками, снял с седла.

— Что с тобой, Шандор?

Табунщик не отвечал. Губы его были крепко сжаты, голова запрокинута, грудь часто-часто вздымалась и опускалась, а туловище изгибалось дугой. Страшно вытаращенные глаза блестели каким-то безумным блеском, зрачки были расширены до предела.

Доктор уложил парня на траву и начал его осматривать.

— Пульс то частый, то вовсе исчезает. Зрачки расширены, челюсти судорожно сжаты. Туловище сведено назад. Этого парня отравили каким-то зельем.

Доктор встретил табунщика в открытой степи на полдороге между хортобадьской корчмой и матайским хутором. По всей вероятности, парень спешил на хутор, но по пути стало сказываться действие яда. Покуда сознание не покидало его, он торопил коня, но когда начались судороги и страшные муки помутили его рассудок, он перестал управлять своими движениями, а только двигался в седле, чем привёл в бешенство и лошадь. У неё тоже текла пена изо рта.

Доктор попытался было положить табунщика на свою двуколку, но тот оказался слишком тяжёл.

Оставить парня одного в степи доктор боялся: покуда он будет ездить за помощью, орлы могут растерзать его.

Конь табунщика таким понимающим взглядом смотрел на доктора, что, казалось, вот-вот заговорит. Затем, нагнув голову к своему хозяину, он коротко, прерывисто заржал.

— Ну что ж, помогай и ты! — отвечал ему доктор. Как же было коню не понять его?! Он вырос в степи. А у степных коней душа почти человеческая. Увидев, что доктор изо всех сил пытается поднять хозяина, конь схватился зубами за его жилет и также стал подымать его. Так они общими силами взвалили Шандора на двуколку.

Коня доктор привязал за недоуздок к двуколке, и они помчали к хутору.

Там была и лечебница и аптека, правда только для лошадей и коров. Да и доктор был всего-навсего ветеринаром. Но оказывать помощь в подобных случаях обязан каждый, кто хоть немного в этом смыслит.

Вопрос заключался в том, смыслит ли он?

Первым делом нужно выяснить, с каким ядом имеешь дело: со стрихнином или с белладонной?

Чёрный кофе ни в том, ни в другом случае не повредит.

По приезде на хутор доктор немедленно вызвал слугу и экономку.

Кофе был уже сварен, требовалось только приложить усилия, чтобы напоить больного. Судорога так сильно свела его челюсти, что их пришлось раздвигать стамеской, чтобы влить кофе.

— Холодный компресс на голову, горчичники на живот, — командовал доктор. Но поскольку под рукой не было никого, кто мог бы выполнять его распоряжения, ему приходилось всё делать самому. Затем он сел к столу и, написав письмо, приказал слуге: