Призрак в Лубло

– Не нравится мне его взгляд.

– Наверное, ему что-нибудь известно об убийстве табунщика.

Нелёгкая снова заставила барышника вмешаться в разговор.

– Уважаемые сударыни и господа! Я позволю себе заметить, что вчера после обеда я покупал лошадей в охатской степи и там видел убитого и отравленного Шандора

Дечи. Он так же цел и невредим, как вот то красное яблоко.

Он ловил для меня арканом лошадей из табуна. Провалиться мне на этом месте, если я вру.

– Ах ты такой-сякой! Врунами нас называешь, даже здесь пытаешься нас одурачить! – набросилась на него вся честная компания.

Барышника схватили за шиворот и вытолкали из корчмы во двор, где он, расправляя смятую шляпу, вздыхая и охая, пытался сделать выводы из случившегося:

– И зачем мне это нужно было? Разве еврею позволено говорить правду?

А пастух вышел к стаду и с грехом пополам объяснил моравским погонщикам, что они могут пойти в корчму и выпить по стаканчику вина, – он занял им там место, приставив к стулу свою дубинку. А покуда они будут пить, он сам посторожит коров.

Оставшись около скотины, Ферко поднял с земли кусок кизяка и спрятал его в рукав своей бурки. Интересно, для чего ему это понадобилось?

8

К счастью, только в хортобадьской степи знают, что представляет собой собираемый в поле кизяк. Это, разумеется, не ландыш. Кизяк – единственное топливо степных пастухов, своего рода зоологический торф.

Здесь уместно будет вспомнить анекдот об одном венгерском помещике, который после освободительной борьбы11 вынужден был уехать за границу. Избрав своим временным убежищем свободную Гельвецию12, он никак не мог привыкнуть к её высоким горам. По вечерам, запираясь в своей комнате, помещик доставал кусок кизяка, подобранный им когда-то на родном пастбище, бросал его в камин и поджигал. Вдыхая запах дымящегося кизяка, он закрывал глаза и мысленно переносился на большую альфёльдскую низменность, видел себя среди звенящих колокольчиками овец и коров и грезил о многом другом, к чему так стремилась его душа…

Если уж на этого разодетого в шелка человека так одурманивающе действовал дым кизяка, то кто же не поверит истории, которую я сейчас расскажу.

Торговому люду пришлось простоять у полгарской переправы ещё двое суток. На третий день, около полуночи, хозяин парома обрадовал потерявших уже терпение и доевших остатки провизии торговцев, сообщив им, что вода в Тиссе сильно пошла на убыль. Завтра на рассвете можно будет переправляться: паром уже спущен на воду.

11 Имеется в виду борьба революционной Венгрии против австрийских поработителей (1848–1849 гг.)

12 Гельвеция – латинское название Швейцарии.

Хозяева поспешили вкатить свои подводы на паром и уставить поплотнее, потом стали выводить лошадей.

После лошадей дошла очередь до рогатого скота. Гурт с трудом поместился на пароме. А что, если бы вся эта компания вдруг явилась в театр? Вот пришлось бы потесниться!

Последним ввели быка, которого все немного побаивались. Моравские погонщики разместились между телегами и коровами. Наконец, взошёл на борт и пастух со своей лошадью.

Но отправляться ещё нельзя было. Приходилось ждать, пока, нагревшись на солнце, провиснет канат, перекинутый через реку. Сейчас он весь дымился и был так сильно натянут, что паромщики не могли до него дотянуться.

Чтобы не терять времени зря, решено было полакомиться ухой, сварить которую поручили владельцу парома.

Съестного ни у кого больше в запасе не имелось. У паромщика нашёлся казанок, а за рыбой было недалеко ходить. Из оставшихся после паводка луж выгребали лопатами жирную плотву, судаков и даже стерлядь. Рыбу эту наспех чистили, разрезали на части и бросали в казанок, под которым уже горел огонь.

Всё шло как нельзя лучше, покуда паромщик не спохватился, что уха-то без паприки.

Паприка бывает в торбе у каждого порядочного венгерца, но после трёхдневной вынужденной стоянки все запасы паприки, естественно, были уничтожены. А нет паприки – нет и ухи.

– У меня ещё найдётся! – сказал вдруг пастух, доставая из рукава своей бурки деревянную коробочку. Видно,

предусмотрительный парень придержал свою паприку на крайний случай и, таким образом, оказался спасителем всей странствующей компании.

Казанок был установлен в конце парома, и, чтобы подойти к нему, пастуху пришлось пробираться по самому краю, так как середина парома была сплошь забита коровами. Да к тому же не так-то охотно расстаётся человек с коробочкой паприки.

Пока хозяин парома посыпал рыбу этим красным перцем (о котором ещё Окен13 писал, что это яд, но что есть такие дикари, которые осмеливаются его есть), пастух незаметно сунул кизяк под казанок.

– Э, да эта уха, кажется, пригорела! – немного погодя заметил сапожник.

– Да, рыбка не пригорела, а основательно попахивает! –

поправил его кум-скорняк.