Призрак в Лубло

– Злой ты человек, знаешь ведь, что не поеду. Я, может, и поехала бы, если б не была привязана к этому степному хутору и к тебе. Ведь лишь тебя я люблю по-настоящему, и ты знаешь это! Я твоя раба.

– Ну, это ты только так говоришь, а сама отлично знаешь, что кого приворожила своими глазами, тот всё равно вернётся к тебе, хоть бы он уехал за тридевять земель. Ты, верно, поишь его зельем, которое заставляет думать о тебе. Ты зашила в его рукав прядь своих волос и притянешь его к себе, будь он даже на краю света. То же ты сделала и со мной. С тех пор как ты обожгла меня взглядом, я сам не свой.

– А разве я мало страдала по тебе? Разве заботилась я о том, что со мною будет? Разве не гадала на тебя в ночь под рождество? Разве не носила твоего шёлкового платка, хоть ты и не говорил ничего о свадьбе? Разве я не ревновала, когда ты танцевал с другой девушкой на праздничной ярмарке в Уйвароше или когда увивался вокруг разодетых молодок?

– Эх, вот если бы ты не прикалывала к его шляпе жёлтую розу!

– На, вот тебе другая такая же! Давай шляпу, и на ней тотчас будет роза.

– Нет! Мне нужна именно та роза, которую ты дала пастуху. И я не успокоюсь, покуда она не будет у меня.

Клари, умоляюще сложив руки, начала увещевать парня:

– Шандор! Голубчик мой! Не говори так! Я не хочу, чтобы вы поссорились из-за меня. Из-за какой-то жёлтой розы…

– Хочешь не хочешь, а этого не миновать. Если мы ещё раз встретимся, один из нас жив не будет.

– Так ты для этого заставил меня говорить правду? Ты ведь обещал не сердиться на меня.

– На тебя я не сержусь! Девушки – народ забывчивый, а вот мужчине забывать не положено.

– Видит бог, я тебя никогда не забывала.

– Как в песне поётся: «Каждый раз, кого б ни обнимала, о тебе, друг милый, вспоминала». Ну да ладно, а то будешь говорить, что у меня характер тяжёлый. Я к тебе не ссориться пришёл, а только напомнить тебе, что я ещё жив.

Хотя ты бы только обрадовалась, если б я умер.

– Шандор! Ты хочешь, чтоб я отравилась спичками?

– Спичками? Вы, девушки, ничего умнее не можете придумать. Как попали в беду, так бегом к еврею за спичками. Высыпете в кофе три коробки – и крышка. А не лучше было бы сторонкой беду-то обойти?

– Не говори так. Когда я впервые встретилась с тобой, мы играли в игру «Я упала в колодец». И когда меня спросили, кто меня должен вытащить, я назвала твоё имя.

Ведь тогда ты вытащил меня?

– Если б я знал, что не для себя тебя вытаскиваю… Эх!

Давно это было! Тогда ещё не знали песни про мельницу в

Дорожме…

– Ты привёз новую песню? – обрадовалась девушка и поближе подсела к парню. – Спой-ка, я тоже хочу её выучить.

Если парня можно уговорить спеть новую песню –

значит, дело пошло на лад.

Шандор Дечи прислонился спиной к стене и, положив одну руку на шляпу, а другую на стол, затянул заунывную песню, мотив которой вполне соответствовал её словам: Не веет ветер, мельница в Дорожме остановилась.

Где ты, милая моя голубка, что с тобой случилось?

Обманула ты меня, с другим обручилась!

Вот почему… вот почему мельница остановилась!

Эта рождённая в степи песня напоминает перекати-поле, которое ветер гонит из края в край.

Девушка пыталась ему подпевать. Она сразу уловила мотив, а там, где она ошибалась, парень, помогая ей, пел громче сам. Так они делали и прежде: пели, вместе до тех пор, покуда не споются, а когда получалось, целовались –

этим кончалась песня.

Но на сей раз Шандор Дечи взял в зубы свою дебреценскую трубку, прежде чем Клари успела закончить песню.

– Далась же тебе эта противная трубка, – обиделась девушка.

– Я, может, и сам противный?

– Вот это верно. Противный, нехороший. Таких, как ты, и на порог пускать не стоит.

Она легонько подтолкнула его локтем.

– Так зачем же ты увиваешься вокруг меня?

– Я увиваюсь? Очень ты мне нужен. Если б вас раздавали дюжинами, то я бы и тогда такого не выбрала. Я была глупа, слепа, когда полюбила тебя. Таких, как ты, я на каждом шагу могу найти.

Девушка так естественно разыграла ссору, что даже овчарка, и та была сбита с толку. Решив, что его хозяйка действительно сердится на этого нехорошего человека, пёс вскочил и громко залаял.

Клари рассмеялась.

Но парню было не до смеха. Погружённый в свои думы, он сидел, посасывая трубку, не только не горевшую, но даже не набитую табаком.

Тут девушка начала ласкаться к нему:

– Так, так, милый мой! Ты знаешь, какой ты красавец, и ни за что на свете не станешь улыбкой портить свою красоту. Если бы ты улыбнулся, твои чёрные, как жуки, глаза сощурились бы, алые губы искривились и всей бы твоей красоты как не бывало.

– Не за красоту платит мне город Дебрецен!

– Но я-то платила тебе за неё. Плохо, скажешь, платила? Мало тебе было?

– Слишком много, даже другому досталось.