В понедельник, 15 марта, в восемь часов пятьдесят минут утра Максим вышел из автобуса у львовского вокзала. В древнем городе было тепло, что обрадовало не любившего холод историка. Оглядевшись, он вышел на площадь и на старом трамвае доехал до двух театров в начале проспекта Свободы — Оперному имени Марии Крушельницкой и Драматическому Марии Заньковецкой, в которых с удовольствием бывал не раз и не два, вспоминая двух великих украинских актрис. Оперный по обыкновению был безобразно завешан растяжками, а ожидавший столетнего юбилея Драматический — позорно ободран, но труппы в обоих театрах были хорошие, а репертуар большей частью классический. Попасть этим вечером на спектакль Максиму не светило, но недалеко на проспекте у скульптуры броварю-пивовару было хорошее кафе, в котором историк собирался позавтракать, затем включить украинский телефон и сбежать от появившихся титушек Гривны в изученном вдоль и поперек Шевченковском Гае.
Пройдя несколько сот метров по проспекту Свободы, Максим отчетливо понял, что весь его хитроумный план побега находится под угрозой. Он думал, что во Львове, как обычно, будет полным-полно туристов из Европы, при которых открыто нарушать закон и хватать московского историка просто нэба на улице люди Гривны не станут, а попробуют загнать его в безлюдное место, чего он ни в коем случае не допустит. Однако не тут-то было. Летний сезон в древнем городе еще не начался, туристов на улицах было совсем не много, и никакой нужной Максиму толчеи в историческом центре не наблюдалось. Затеряться в толпе, которой нет, нельзя, но выбирать этим львовским утром не приходилось. Город-миллионник жил своей обычной деловой жизнью, люди шли на работу, автобусы и трамваи были заполнены, а машин на узких дорогах по обыкновению было как грязи. Хорошо, за неимением гербовой напишем уточненный план побега на простой бумаге.
Историк вспомнил, как полгода назад катался по Львову на экскурсионном паровозике с тремя вагончиками. Его громкоговоритель с записью о достопримечательностях почему-то называл главный город украинской Галичины австро-венгерским названием Лемберг, и рассказывал, как хорошо ему было в составе империи Габсбургов. Услышав подобную экскурсию, да еще где, в центре Западной Украины, Максим был потрясен. Сейчас он мог надеяться, что власти пока еще Львова, а не Лемберга не будут вприпрыжку исполнять не вполне законные приказы из Киева, например, приказ задержать без ордера известного в Европе писателя, имевшего за «Историю ордена иезуитов» благодарность римского папы, как уголовного преступника.
Гривна и Барыло, чьи пыки в пуху, официально не будут обращаться в львовские спецслужбы за помощью, а пришлют за Максимом своих агентов, чтобы не поднимать шум. Тут мы и сыграем с ними в казаки-разбойники, даже и в не очень многолюдном весеннем городе. Максим сразу за памятником симпатичному броварю свернул с проспекта, зашел в кафе, заказал салат, сыр и кофе, после чего вставил украинскую сим-карту в новый активированный телефон, с которого позвонил в Оперный театр и узнал, что в нем вечером дают «Тараса Бульбу» Николая Лысенко. Затем он набрал номер Львовской научной библиотеки, который по раннему времени не ответил. От Тернополя до Львова было сто тридцать километров, и погоня из Збаража может примчаться по его душу часа через два.
Максим с аппетитом поел, подумал, можно ли перед предстоящей беготней оставить свою незаменимую сумку в камере хранения одного из вокзалов, решил, что может ее и не забрать, вышел на проспект Свободы и за памятником Тарасу сел на автобус до Лычаковки. Через полчаса трясучки и дерганья историк вышел на Чернечей Горе, на которой в огромном Шевченковском Гае находился такой же большой музей народной архитектуры и быта, собравший со всей Западной Украины, Львовщины, Подолии, Покуття, Буковины, Гуцульщины, Равнинного Закарапатья, Лемкивщины и Бойковщины старинные постройки. В сотне древних зданий были устроены такие же древние кузня, пасека, гончарня, мыловарня, игрушечные мастерские, хата гадания и ворожбы, музей музыкальных инструментов, пекарня и еще множество интересных заведений из прошлых столетий.
Пройдя по Чернечей Горе вверх, Максим в только что открывшейся кассе музея купил входной билет и вошел на территорию архитектурного комплекса. Через пять минут, дойдя до места, где асфальтовая дорога переходила в грунтовую, историк вдруг выругался вслух, что делал не более одного раза в год. Впереди все было даже не сыро, а просто грязно, и его уход от погони по невысохшему после зимы Шевченковскому Гаю через музей Гуцульской трембиты был практически невозможен. По территории музея-заповедника быстро передвигаться было нельзя. Люди Гривны взяли бы Максима здесь голыми руками.