Большие клады обычно прятали в треугольнике с ориентирами по углам, которыми становились озеро, слияние рек, броды, переправы, мосты, развилки дорог, овраги, холмы, скалы, пещеры, валуны, столетние деревья с дуплами, колодцы. При плохой сохранности некоторых ориентиров зарыть большой клад на открытой местности без случайных свидетелей, незаметных для прячущих сокровища, было почти невозможно. Когда Максим в составе официальной экспедиции в свое время пытался найти штандарты — закопанных Наполеоном у белорусского села Красное его корпусных золотых орлов, чуть не подорвавшись на мине времен Великой Отечественной войны, его всегда удивляло то, что в самом глухом медвежьем углу на раннем рассвете, при начале поисковых работ, после разведки георадаром и другими замечательными приборами, вдруг откуда ни возьмись, прямо из этой самой земли вырастали испитые личности с сакраментальным вопросом: «А что это вы здесь делаете?».
По-настоящему надежно спрятать и затем в нужное время вырыть клад можно было только в замке. Камни, не сдвинувшись никуда, надежно хранили секреты веков, раскрывая их только посвященным.
Богдан не был бы Великим, если бы не сумел надежно укрыть тайны юной Украины. Максим, почти перевоплотившийся в гетмана, чувствовал, что его кумир спрятал архив, золото и клейноды в трех разных местах на обоих берегах Днепра. Он, конечно, не знал, что через два часа это его предположение блестяще подтвердится.
Куранты пробили один раз, когда Максим, несмотря на усталость, решил дочитать три оставшихся непрочитанных листа рукописи своего предка. Уже на первых строках, переполненных старинными ятями и ерами, сон и усталость у московского историка как рукой сняло.
Олекса очень осторожно упоминал о своих успешных поисках в збаражских подземельях, полных всевозможных тайн, опасностей и ловушек, причем в таких выражениях, при прочтении которых Максима бросило в озноб.
Читая окончание рукописи Олексы, Максим почти не верил своим глазам, а когда дочитал до ее последнего листа, то вообще затаил дыхание. Предок писал, что когда он со всевозможными осторожностями вел поиски под левым казематом, где «искал не им положенное», то внезапно почувствовал странный резкий запах, от которого ему захотелось смеяться, а затем плакать, после чего перед ним из стены появился огромный демон, протянувший к оледеневшему школяру огромные лапы в земле, и Олекса потерял сознание, но, слава богу, быстро пришел в себя и, несмотря на страх и слабость, не бросился стремя голову наверх, а продолжил «поиски того, что хотел найти».
Рукопись заканчивалась словами «Ищите и обрящете», а на середине двадцать первого листа его предок написал крупными буквами:
«Сей малый, но добросовестный труд составил Олекса Дружченко, что из сотенного местечка Белое Поле Сумского полка, ныне постигающий науки в Могилянской академии.
Року 1762, августа в 30-й день».
После подписи на нижней части листа были четко написаны буквы и цифры:
«16, 72, Спас, 14, забрать, печь, Венеция, Персия, Груба, 127-3, 14-6-1, 9-2-5, 12-12-3, 6-8-1, 8-2-2, 3-3-7, 5-10-6, 8-11-3. Молнии бьют купой, но не по Полтавскому полку Мартына Пушкаря. Господи, помоги мне и направь моих потомков, которых нет, но будут обязательно!».
В XVII и XVIII веках Белополье несколько раз подвергалось осаде, а в XIX столетии дважды горело. Остатки семейного архива Дружченко погибли в 1942 году во время фашистской оккупации Украины. Максим знал о своем казацком военном роде только из семейных легенд, что, однако, позволило ему точно установить всех своих предков, страшно сказать, до Смутного времени начала XVII столетия. Ничего, что было бы написано рукой Олексы, Максим не видел и с интересом рассматривал последний лист его рукописи, цифры и буквы на котором должны были открыть ему свой тайный смысл.
Максим с начала до конца еще раз прочитал обе части рукописи Олексы, потом что-то записал на листке из маленького блокнота, лежавшего в одном из десяти карманов его замечательной куртки, по весу больше похожей на бронежилет. Когда он закончил, было почти три часа ночи. Спать московскому историку в этот удивительный день 5 марта, в пятницу, совсем не хотелось, но завтра на экскурсии он должен быть бодрым и отдохнувшим. Максим лег в кровать и силой воли попытался заставить себя уснуть. Он разгадал странный набор букв и цифр последнего листа рукописи своего предка, что мог сделать только его потомок из рода Дружченко.
Сон, в который провалился историк, не был спокойным. Он был уже не Максим, а бурсак Олекса, в какой-то странной хламиде с капюшоном, вокруг было совсем темно, и огонь толстой свечи в фонаре на цепочке высвечивал только безмолвные серые каменные стены.