Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

От промерзшего каменного пола поднимался нестерпимый холод, но градом катившийся по лицу пот совсем заливал глаза. Очень мешал капюшон, и бурсак, он же Максим-Олекса, сбросил его вместе с плащом. От резкого движения он потерял равновесие и с размаху всем телом повалился на стену, провалившуюся под его телом. Максим-Олекса упал, ударившись о камни, и увидел, что оказался в маленьком каземате с низким потолком.

С трудом нащупав под непослушными ногами опору, Максим-Олекса попытался встать, его сильно качнуло, и он упал, к счастью, на руки, которые тут же ударились в пустоту. Сразу же запахло чем-то нестерпимым и возбуждающим.

Свеча в фонаре осталась где-то сзади, но Максим-Олекса в быстро окутывающем его тумане хорошо видел распухавшую на глазах призрачную фигуру какого-то ужасного создания. Чудовище протянуло к горлу бурсака извивающиеся руки, и в наваливавшемся на него ужасе Максим-Олекса как зверь вскочил на подгибающиеся ноги и прыгнул вперед, стараясь избавиться от призрака, не издававшего ни звука. Падая, готовый провалиться в бездну, Максим-Олекса увидел перед собой груду золота, блеск которого ударил по его глазам раскаленным кинжалом, и сознание покинуло отчаянного киевского бурсака…

В субботу 6 марта Максим проснулся, когда за окном было еще темно, и попытался запомнить свой сон. У него ничего не вышло, видение исчезло как утренний туман в низине на рассвете жаркого летнего дня. Единственное, что он смог удержать в своей тренированной памяти, было чувство грозящей ему опасности. Историк привел себя в порядок, спустился вниз, выпил в крошечном буфете чашку кофе, вернулся в номер, сел в кресло и взял в руки рукопись Олексы с исписанным вчера листом из блокнота. До встречи с хранителем оставалось еще три часа, которые надо было провести с пользой.

Рукопись Олексы, второй экземпляр которой, очевидно, сгорел в Белополье еще в XIX веке, нашлась именно в Збараже, так как содержала тайну этого старинного замка. А где же еще ей быть, как не здесь? В ней предок специально упомянул Белополье, название которого, как и свою фамилию, написал крупными разборчивыми буквами, чтобы они сразу бросались в глаза и привлекали к себе внимание. Чье? Например, его потомка — историка XXI века, решившего разобрать в Белополье старый семейный архив. Олекса, конечно, очень хотел, чтобы его бумаги прочитали те, кому они предназначались, и добился этого, имея один шанс из ста, а с учетом погибшего белопольского архива — из десяти тысяч. Через двести пятьдесят лет после написания и хранения в сотнях километров от Белополья и полутора тысяч от Москвы его рукопись держал в руках прямой потомок киевского школяра.

Максим еще раз очень внимательно прочитал девятый, или двадцать первый, лист, покрытый крупными буквами:

«16, 72, Спас, 14, забрать, печь, Венеция, Персия, груба» и еще девять групп цифр по три знака в каждой, а затем фразы: «Молнии бьют купой, но только не по Полтавскому полку Мартына Пушкаря», и «Господи, помоги мне и моим потомкам!».

Цифры 16 и 72, для усложнения расшифровки разделенные запятой, означали дату основания казацкого сотенного местечка Белополья в Сумском полку на Левобережье Днепра и тогдашней границе Дикого поля.

Слово Спас и цифра 14 означали местонахождение дома семьи Дружченко в их родном городе: линия у церкви Спасителя, усадьба 14. Казаки с XVII века обозначали таким образом свои дома, на столетия опередив в удобстве поиска адресов и Европу, и Азию. В этом не было ничего удивительного, так как со времен Хмельницкого все они были грамотны, а старшина обучалась в Киеве, Остроге, Львове и даже в европейских университетах.

Белополье, 16, 72, Спас, 14 — эта запись должна была привлечь к себе внимание кого-то из рода Дружченко, решившего разобрать семейный архив. Не так сталося, як казалося, и как рассчитывал Олекса, но, слава богу, что все-таки сталося. Собственную ДНК никому еще перехитрить не удавалось.

Слова: забрать, печь, Венеция, Персия, груба — Максим легко расшифровал еще вчера. Их родовой белопольский дом, построенный в XVIII веке дедом Олексы, завзятым казаком, участником азовских походов Петра Великого и Северной войны, стараниями его потомков, в том числе и Максима, владевшего шестью рабочими специальностями, в реконструированном виде дошел до XXI века в целости и сохранности, чего нельзя было сказать об остальной усадьбе в двадцать соток с садом и огородом. Обложенный кирпичом деревянный дом сберегался многочисленной родней в полном порядке, включая находившиеся в нем с 1740 года часть мебели и предметы интерьера, которыми не переставал восхищаться Максим во время своих не частых, но и не редких приездов в родовую усадьбу, где все было сделано руками отца, деда и прадеда при его непосредственном участии.

Дружченковский дом имел каменный и деревянный входы, прихожие, кладовые, жилой чердак-мезонин и четыре комнаты-залы.