Призраки балета

Впрочем, понятно, логическая цепочка выстроилась мгновенно: Пуаро – черные дрозды – карман, полный ржи.

Карман, полный лжи, – вот что это такое.

– А вы детективы читаете? – кажется, мы говорили о чем-то таком: о книгах, о Пуаро, так что можно как-то восстановить разговор.

– Конечно, почему нет? – было видно, что Цветан старается сделать вид, что не слышал ее разговора или ничего из него не понял, и у него это неплохо получалось. Ничто не нарушало его обычной невозмутимости, только вот ответил он чуть быстрее и чуть предупредительнее, чем следовало, словно хотел помочь Лизе выбраться из той ледяной воды, в которую она так безоглядно и глупо нырнула.

«Спасибо, я уже вынырнула, – мысленно оттолкнула его она. – Вот сейчас высохну и согреюсь, и нечего тут! Не ваше дело – дело рук самих утопающих, правильно?»

– У меня их довольно много, но и классика есть, и поэзия, и вообще, разные книги. Я все читаю, – продолжала она как можно любезнее, по опыту зная, что этот доброжелательный тон, как правило, возвращает ей улыбку и нормальное, спокойное состояние. Этакий обратный эффект: не настроение определяет интонацию, а наоборот.

– Это замечательно, я с удовольствием что-нибудь возьму почитать, – выговорил Цветан настолько вежливо, что Лиза осмелилась поднять на него глаза. Может, он и правда, ничего не слышал или не понял?

Пианист улыбался. Никогда бы не подумала, что такие пустые фразы можно произносить с улыбкой, ее не было слышно в сказанном. Однако он улыбался, и улыбался понимающе и как-то так, что Лиза и сама улыбнулась, как будто отошла подальше от воды и наконец-то завернулась в теплое махровое полотенце.

– Когда вы улыбаетесь, у вас глаза голубые, а когда плачете или злитесь, серые, да? – у него у самого, кажется, зеленые, вгляделась Лиза. Или все-таки карие? – Ешьте, Лизочка, все остынет.

Но ничего не остыло.

Лиза принялась за еду и через некоторое время, безотчетно отдаляясь на все более безопасное расстояние от проруби, согрелась окончательно. Разговор – о погоде, о книгах, о детях – отвлекал, но не требовал особых усилий, мясо, как почти всегда в Турции, оказалось прекрасно приготовленным, салат свежим, собеседник приятным и понимающим.

Рассказывая очередную историю о школьных похождениях старшего сына, Лиза вдруг поймала себя на том, что смеется и говорит громко и воодушевленно: в кои-то веки никому ничего не объясняя, не растолковывая и не переводя непонятные слова с одного языка на другой.

– Он на эту учительницу жалуется, жалуется, я мимо ушей стараюсь пропускать и не вникать, но вдруг слышу: один умер уже! Я, естественно, обеспокоилась, кто умер, спрашиваю. А Денис мне: говорю же, мам, мы «Гамлета» читаем, ты говорила, там все умрут, так вот один умер уже!

– Не рано им «Гамлета»-то в таком возрасте? – отсмеявшись, спросил Цветан.

– Ой, не знаю! Наверно, не рано, раз учат.

– А что вы говорили про какой-то ваш театр?

– Английский театр для детей. Я во дворце культуры организовала, пьесы пишу, ставлю, костюмы шью. В общем, развлекаюсь как могу, чтоб окончательно не превратиться в домохозяйку. В прошлом году «Золушку» ставили, всем понравилось. А интриг всяких – как в настоящем театре. Попробуйте, например, внушить двум девочкам, что сестры Золушки – хорошие роли!

– Могу себе представить, – кивнул Цветан, и они оба тотчас же подумали о тех, других, взрослых ролях и интригах и, встретившись взглядами, поняли, что думают об одном и том же. – Любой театр – это такой змиярник, что большой, что маленький.

– Как вы?.. Ой, Цветан, вы меня простите, что я смеюсь, просто вы так говорите! Змиярник! Ой, не могу! Дивное слово!

– А по-русски такого нет?

– Нет, у нас модно говорить «террариум единомышленников», что, по сути, и есть ваш «змиярник»! Еще можно сказать «гадюшник»! Простите, пожалуйста, – захлебываясь очередным приступом смеха, попыталась извиниться она.

– Ничего, пожалуйста, – невозмутимо кивнул пианист. – Смейтесь, сколько хотите, вам, по-моему, полезно посмеяться.

– А вы… – начала Лиза, забывшись. Она совсем высохла, разговор мягким полотенцем окутывал и согревал ее, она расслабилась и чуть не позволила себе совершенно бестактный и неприличный вопрос.

– Что? – Цветан удивился ее смущению. – Что вы такого хотели спрашивать? Не убивал ли я Пелин?

– Да нет, конечно, вы что! Я, наоборот… – ну вот, опять невпопад.

– Наоборот?

– Ну, в смысле, я не думаю, что вы ее убили.

– Ну, спасибо! Конечно, не убил, что за глупости! Между прочим, я вам уже говорил: у меня с ней ничего не было, просто нам обоим было удобно, чтобы все думали, что у нас роман. И, кстати, у нас с Ринатом алиби: мы смотрели фильм.

– А зачем вам было нужно, чтобы все думали?.. – Лиза никак не хотела отвлечься от интересующего ее вопроса.

– Знаете, этот солист… который Ротбарт… Тайфун?

– Я с ним не знакома, но видела, конечно. А что?