Да, третий звонок, ну и пусть! А я вот возьму – и не пойду на сцену: извините, спасибо, всего хорошего! Я устала играть, и артистки чувствовать умеют, я, бедная Лиза, беру отпуск, не антракт, а настоящий отпуск – за свой счет!
– Мало, что ли, она про всех рассказывала? Нет, ну кто поверит, ты мне скажи?! Я и сама…
– Что – ты сама? Не веришь?
– Не верю… а ты, что – веришь?
– А я – да, верю, – он осторожно приподнял ее лицо и прикоснулся губами ко лбу, щекам, опустившимся векам. – Пойдем… этот зонт… он мешает. И потом, ты промокнешь, смотри, что делается!
Поняв его слова буквально, Лиза выглянула из-под зонта.
Обычное измирское ненастье мучило город: с шумом трепало живые изгороди, обрывало с деревьев листья и ветви, с ожесточением вспенивало и расплескивало море, с журчанием гнало по узким улочкам потоки воды, со злобой и наслаждением подбрасывало в воздух неизвестно где найденные газеты и целлофановые пакеты, со свистом и воем набрасывалось на редких прохожих, задирая им одежду и вырывая из рук зонты. Свой они держали двумя (и тремя, и четырьмя!) руками, но он рвался и качался, как черный парус пиратского корабля… он мешал им, был третьим лишним, но как без него?
Они были над городом, на одной из верхних улиц, здесь ветер был особенно силен и злобен, и надо было действительно куда-нибудь идти, чтобы укрыться, но они, вновь соединившись в единое целое, стояли и, как зачарованные, смотрели вниз, на полупустой, находящийся во власти стихии ночной Измир… им не хотелось двигаться, как будто любое движение могло своим практическим смыслом испортить то, что возникло между ними, а это, и только это, было сейчас единственно важным.
Подумаешь, плохая погода – какая разница, какая погода?!
Ничего себе, какая мысль.
После нескольких ураганов, после землетрясения, после своего долгого испуганного ночного одиночества, после всех этих полубессонных ночей, когда она боялась то дождя, то ветра, – это просто революционная мысль!
– Слушай, я не боюсь дождя! – радостно поделилась она, в то же мгновение подумав, что не надо было этого делать, что никогда не надо ни с кем делиться ничем сокровенным, особенно своими страхами. Как говорится, «все, что вы скажете, может быть использовано против вас», никто все равно ничего не поймет так, как нужно, и не пожалеет, а скажет что-нибудь такое… неважно что, но невпопад… или вообще посмеется.
– И молодец, и не бойся, – Цветан сказал только это и сильнее прижал ее к себе, и они шли куда-то, и Лизе было приятно, что она не знает куда.
– Хочешь кофе? – странный вопрос, подумала она.
– Кофе? Зачем? – странный ответ, подумал он, и, встретившись удивленными взглядами, они засмеялись и снова принялись целоваться, как будто вокруг не бушевала непогода, и не нужно было изо всех сил удерживать мятежный, как парус, зонт, и решать наконец, куда идти.
И хорошо, что такой дождь: никого нет!
– Здесь, у лифта, есть кафе, – сказал Цветан, – если хочешь…
И, не дождавшись никакого разумного ответа, кроме удивленно-счастливого взгляда, он почти донес Лизу до спасительного навеса.
В кафе было тепло и пусто, и официанты посмотрели на них так, словно они были не единственными желанными посетителями, а привидениями или инопланетянами.
– Нам два кофе, пожалуйста, – Цветан потянул Лизу к угловому столику и, придвигая ее стул, чуть погладил ее растрепавшиеся волосы. – Замерзла?
Лиза покачала головой.
Кафе нависало над пропастью, которая сейчас, в темноте, не была заметна, а рядом, напоминая формой шапку Черномора, светился силуэт лифтовой башни. Лифт был достопримечательностью Измира, которой не уставали восхищаться иностранцы и к которой местные жители относились совершенно равнодушно – как к виду транспорта. Лифт этот, построенный лет сто, если не больше назад и недавно эффектно модернизированный, соединял улицы, расположенные на разных уровнях горы – настолько разных, что добираться с одной на другую по обычным улицам было сложно и долго, особенно если идти приходилось вверх. Кирпичная башня лифта была выстроена вдоль отвесной стены, и на самом верху на радость туристам была устроена смотровая площадка, и уже к ней притулились впоследствии многочисленные ресторанчики и кафе.
Но какие туристы в такую шальную погоду?!
Это, кажется, песня? «В такую шальную погоду…» – как там дальше? «Нельзя доверяться волнам!» – вот как. Нельзя? Почему? Лизе казалось, что сейчас ей можно все: она уже доверилась этим волнам счастья, и они уносили ее куда-то далеко от ее обычной, размеренной жизни.
«Ты правишь в открытое море»?
По черному провалу, где днем голубел залив, плыл, переливаясь огнями, из гавани в открытое море огромный, многоэтажный, напоминающий кадр из фильма Феллини корабль, и это тоже казалось необыкновенным, прекрасным и почему-то важным. Как будто разбушевавшийся ветер оторвал от освещенного берега кусочек и гнал его теперь куда-то по невидимым ночным волнам.
Официант принес кофе и снова окинул их неодобрительным, как показалось постепенно приходящей в себя Лизе, взглядом.