Призраки Гарварда

Кади слышала, что бездомных так много, потому что в свое время какой-то политик урезал финансирование и резко закрыл психиатрические лечебницы Массачусетса, бросив пациентов искать свой собственный путь без лечения, вот большинство и оказалось на улицах. Ходили слухи, что, несмотря на постоянное присутствие туристов, в Гарвард-Ярде есть только одна скамейка. Неофициальная причина – чтобы не дать бездомным удобно устроиться в кампусе. Они могут пройти, но не могут лечь. И все же Гарвард, казалось, был магнитом для бездомных, безнадежных, лишенных будущего членов общества. Кади когда-то думала, что они могут ценить иронию, но ирония существовала для тех, у кого есть привилегии.

Кади пробиралась сквозь толпу вокруг станции и задавалась вопросом: неужели такова была судьба Эрика? Когда люди говорят о самоубийстве – люди, которые никогда не переживали подобную трагедию в семье, – многие называют этот поступок эгоистичным. Она подслушала, как друзья семьи говорили, что худшее в смерти Эрика – его потерянный потенциал, что он упустил многообещающее будущее. Кади решительно не соглашалась: были вещи похуже. И потом, если смотреть реалистично, было бы ли его будущее таким ярким?

Чувствовал ли Эрик, что его курс изменился, чувствовал ли, что его будущее попросту иссякает со свистом, как воздух в проколотой шине? Или его выбор был импульсивной реакцией на боль в настоящем, бегством из мира, который стал слишком жесток к нему: болезнь, стресс в учебе и поручения Прокоп, соперники вроде Ли, его семья… его сестра?

Раньше Кади удивлялась, почему потенциальная жизнь считается более священной, чем та, что существует, но теперь она знала. Гораздо легче и приятнее представлять себе счастливый конец, каким бы надуманным он ни был, во всех его ярких радужных красках, чем смотреть в лицо реальности каждого дня и позволять времени и судьбе поступать с тобой все хуже и хуже.

Она все еще говорила себе, что, если бы у семьи было больше времени, они могли бы помочь Эрику справиться с болезнью лучше, жить лучше, но, конечно, она не знала наверняка. Может быть, это просто хорошая ложь, которую семьи говорят себе, та же самая ложь, которую семьи этих бездомных тоже когда-то говорили себе, что все будет хорошо. Кади даже не знала, будет ли с ней самой все в порядке. Если бы мы все знали свое будущее, многие ли из нас согласились бы его пережить?

Кади глянула в приложение-навигатор и последовала указанию, переходя на левую сторону станции, подальше от входа. Но стоило ей поднять глаза от телефона, понимающая улыбка сама расплылась на губах.

Яма, просевшая площадка рядом со станцией, была заполнена шахматистами. Эрик любил шахматы, она могла представить, как он испытывал себя в поединке против старых профи.

Точка в приложении, казалось, парила над ближайшим к тротуару столиком. Там сидел чернокожий мужчина средних лет в пуховой куртке и бейсболке «Ред Сокс». Молодой человек, игравший с ним, был одет в бутылочно-зеленую, блестящую куртку, которая больше подходила для стрельбы по тарелочкам, чем для уличных шахмат. Несколько его друзей наблюдали за партией, скрестив руки на груди.

Кади наблюдала за игрой, ожидая своей очереди.

– Салют, мон ами!

– Привет, Роберт.

– Собралась куда-то на поезде?

– Никуда. Ищу кое-что возле станции.

– Нам с друзьями нравится ездить на поезде в никуда. Мы идем на Северный вокзал, садимся на первый попавшийся поезд и едем на нем до тех пор, пока не заканчиваются истории, в которых наврано больше, чем правдиво. Тогда мы соскакиваем на ближайшей станции, неважно, где она. Однажды мы сошли в три ночи рядом с Вустером, и пошел снег. Обратный путь занял несколько часов, к тому же за нами гналась стая бродячих собак. Ты когда-нибудь бегала по колено в снегу? Очень воодушевляет.

– Это вы так развлекаетесь?

– Это подрывная деятельность. Поезда – самый точный и упорядоченный вид транспорта. Не понимаю, как кто-то находит романтику в путешествиях, когда она так жестко предопределена. Приключение возможно, только если ты не знаешь финал. Мы до сих пор с ребятами вспоминаем ту ночь с собаками.

– Если бы собаки вас покусали, ты бы так не радовался.