Она больше не искала правильных ответов, их не осталось. Кади бросилась бежать, хотя почти не чувствовала ног. Она парила над собой и смотрела, как ее безмозглое тело мчится вниз к реке, как и в прошлый раз, только теперь буря бушевала внутри нее, и впереди не было никакого укрытия. Не осталось ни места, ни человека, на которого она могла бы положиться; даже собственное сердце, разум, интуиция сбили ее с истинного пути.
Она остановилась у подножия Леверетт-Тауэрс. Старое общежитие Эрика было одним из немногих высотных зданий в кампусе. Почти в каждом окне горел свет, оно походило на оживленный улей. Оно было полно студентов, которые разговаривали, учились, занимались сексом, жили своей жизнью, не обращая внимания на то, что кто-то когда-то жил в такой же комнате, как и они, в чистом мучении.
Вот как работает непостоянное время. Для некоторых оно состоит из минут, нанизанных, как жемчужины, прямо и ровно, двигаясь только вперед. Для других, таких как Кади, время было веревкой, в которой прошлое и настоящее переплетались, складывались пополам и обвивались вокруг шеи. Когда один студент вышел из передней двери ближайшей башни, Кади проскользнула внутрь. Она направилась к лифту, но когда стальные двери открылись, оттуда выскочили еще три студента, шумные и смеющиеся. Кади попятилась с их пути.
В двенадцатиэтажной башне со множеством комнат она никогда не будет в лифте одна. Кади резко свернула налево, к лестнице.
Лестничная клетка была пуста, отлитая из некрашеного бетона, освещенная на каждой площадке единственной люминесцентной лампой в клетке. Поднимаясь по ступеням, она отмечала галочкой все, что пошло не так.
Никос ее обманул. Прокоп от нее ускользнула. Мать ей солгала.
Она подумала о самоотверженной молодой матери, отдавшей последнюю частичку своего сердца за сына. Блестящем молодом человеке, который мечтал о развитии науки, но вместо этого обрушил на человечество бич. Парне, которого она любила, чье спасение оказалось эпицентром бури.
Кади оплакивала их всех: Билху, Роберта, Уита и Эрика. Все всегда касалось Эрика. Оплакивала за всю несправедливость, которую они перенесли, за неправедные руки, с которыми они связались, за недостатки семьи и школы, общества и нации, за весь их блестящий потерянный потенциал.
Каждый пролет был разделен на две секции, огибающие друг друга без единого окна. Напряжение, усталость, ощущение бесполезного кружения – на этот раз ее тело было в согласии с разумом. Мышцы дрожали, свитер прилипал к спине, дыхание было прерывистым и хриплым, но Кади не замедляла шаг. Боль в ногах принесла ей удовлетворение от самобичевания. Она подтянулась к перилам, ее влажная ладонь скрипнула по трубе. Каждый шаг приносил свою горькую правду. У них был ритм, похожий на барабанный бой.
Она предала.
Ее обманули.
Она была слаба.
Она ошибалась.
Она опустошена.
Она одинока.
С ней покончено…
Уже на самом верху Кади чувствовала, как бешено колотится сердце, и все же на нее снизошло спокойствие. Она стояла перед металлической дверью с табличкой:
«Доступ на крышу воспрещен. Внимание: подключена сигнализация, при открывании раздастся сигнал».
У осторожности был шанс. Кади пинком распахнула дверь.
Глава 60
Не обращая внимания на вой сирены за спиной, Кади вышла на крышу, словно лунатик. По краю был выступ высотой в полметра перед двенадцатиэтажным обрывом. Она прошла по нему, как будто это бордюр тротуара. Перед ней черным нефтяным пятном расстилалась река Чарльз. Слезы затуманили зрение, размазывая огни по ту сторону реки, так что здания казались объятыми пламенем. Она хотела бы, чтобы это было на самом деле. Если мост погрузится в черную воду и звезды упадут с неба, как бомбы, тогда мир будет честным. Тогда мир сдержит свои обещания.
Эрику обещалось, но мир не мог выполнить обещанного. Из всех голосов, которые преследовали Кади, его голос был единственным, до которого она не могла дотянуться. Эрик был единственным, кто мог понять ее и объяснить все, и он ушел, запертый в каком-то недоступном прошлом. Она хотела, чтобы он сказал ей не делать этого или что он будет ждать ее там, когда она сделает. Она хотела снова почувствовать себя рядом с ним. Но время двулично. Минуты, которые тикали, как и любые другие, были моментами, которые навсегда меняли жизнь, но обнаруживали себя слишком поздно. И то, что она теперь знала, поймало ее в ловушку невыносимого настоящего, без возможности вернуться назад или вперед. Только вниз.
Ее брат не мог смотреть в лицо своему будущему, а Кади не могла убежать от прошлого, но оба направления вели к одному и тому же – сюда. Ей очень хотелось узнать, почему он это сделал. Она думала, что ответ ее излечит. Но теперь, узнав правду, она чувствовала себя еще более одинокой.