Призраки Гарварда

Не было зрелища более тревожащего ребенка, даже для взрослого, чем плач родителей. Маленькой девочке в Кади хотелось забраться к матери на колени и спрятать лицо у нее на плече, но она слишком боялась того, что мать расскажет, чтобы прикоснуться к ней. Так что Кади слушала, и ее сердце было готово к удару.

– Твой брат не обрадовался моему внезапному визиту. Вторжение в личную жизнь, сказал он мне. Я требовала, чтобы он вернулся домой, я кричала, он кричал, я умоляла, мы плакали. Он сказал, что ему не станет лучше, и что он больше не хочет заставлять нас проходить через этот ужас. Я пыталась сказать что-то правильное, но не смогла. Потом он попрощался со мной. Я думала, он просто хочет, чтобы я ушла, поэтому ничего не ответила. Он просил: «Попрощайся со мной, попрощайся», а я не стала. Сказала, что не уйду, пока он не вернется со мной домой, что останусь там на всю ночь, если понадобится. А потом он обнял меня. – Улыбка на мгновение скользнула по ее лицу, прежде чем оно снова застыло. – Я обняла его в ответ, а он сказал, что любит меня, и попросил прощения. Я была рада, думала, он наконец-то согласился вернуться домой. Я повернулась за пальто, и в ту же секунду он оказался у окна.

Ее глаза расширились от вновь переживаемого ужаса.

– Все произошло так быстро. Он протиснулся наружу, не знаю как, там была ширма. То есть он уже ослабил ее, я не знаю, но это произошло в одно мгновение. Я не могла до него дотянуться. Он исчез.

Мама замолчала, пережидая наплыв эмоций. Немного помолчав, она продолжила:

– Я позвонила в полицию, у меня была истерика, я сказала, что он прыгнул, что нам нужна «Скорая». Я помню, как сбежала вниз по лестнице, выскочила на улицу и бросилась к нему. – Она прикрыла глаза, словно пытаясь спрятаться от воспоминаний. – Это было самое ужасное зрелище, мой прекрасный мальчик… сломанный.

Она опустила руки, заплаканное лицо исказилось от боли.

– Что было дальше?

– Я слышала сирену, видела приближающиеся огни. Но не могла их встретить. Случившееся окончательно стало бы реальностью. А мне уже было слишком много. Потому что я знала.

– Знала, что он мертв?

– Знала, что это я виновата. И никто и ничто не могло это исправить. И вид, и ужасный, необратимый факт случившегося. Я запаниковала, и мне так стыдно за это, что я сбежала.

Кади молчала, пытаясь переварить услышанное. Через несколько мгновений она смогла спросить:

– Так ты рассказала папе?

– Нет. Позже я узнала, что полиция позвонила домой вскоре после произошедшего, и он ответил. Он все еще не знал, где я осталась ночевать, и уж точно не знал, что я была здесь. Он продолжал звонить мне на мобильный, но я не брала трубку, не могла. Ехала домой как маньяк, в полном шоке, не знаю, как удержалась на дороге. Когда я увидела, что звонит твой отец, у меня возникла безумная мысль, что он звонит, чтобы сказать мне, что с Эриком все в порядке, что все это было большой ошибкой, что я напрасно беспокоилась. Я не прослушивала голосовую почту, пока не подъехала к дому около девяти утра.

Она прижала кулак к груди.

– Я слышала по голосу, что он пытался говорить спокойно, не хотел меня пугать, но сказал, что мне очень важно вернуться домой. Я подумала, не соврать ли ему. Я думала, он возненавидит меня навсегда, если узнает, что я была здесь и не смогла остановить Эрика. Но когда я вошла и поняла, что он мне пытается мягко втолковать, то возненавидела себя еще больше. И я рассказала ему все.

Мама снова помолчала.

– Я взяла с него обещание ничего не говорить тебе.

– Но почему? – в отчаянии спросила Кади.

– Мы оба согласились, что от этого будет только хуже. Это должно было остаться тайной.

– Это не тайна, а ложь.

– Я боялась, что если скажу тебе правду, то потеряю и тебя. Ты только что лишилась брата, тебе нужна была мать.

– Но, мама… – Кади могла принять или понять все решения матери, кроме этого. Это был удар под дых. – Все это время я задавалась вопросом, почему Эрик покончил с собой, о чем он думал, каждый оставшийся без ответа вопрос о его последних минутах. И все это время единственным ответом, который приходил на ум, была я сама. Это была моя вина.

– Что? Нет! Никогда! Как ты могла такое подумать?

– А как иначе? – У Кади затряслись руки, когда она сказала это вслух: – С той самой ночи, когда он отрезал мне волосы, мы были в больнице, и я сказала, что боюсь его, поэтому он должен остаться. Я просто злилась. Ты сказала, что это разобьет ему сердце, и ты была права. Это разбило ему сердце. Я разбила ему сердце.

– Бог знает, что я наговорила той ночью. Это не имеет значения.

– Имеет! – В горле Кади встал ком, ее душила вина. – Когда ему надо было прикрыть спину, я отвернулась. Я его предала. После того случая он уже не стал прежним.

– К тому моменту он слишком долго боролся.

– Пребывание в больнице стало последней каплей.