Призраки и чудеса в старинных японских сказаниях. Кайданы

Томотада тотчас понял, что Аояги готова принять его ухаживания. Он немало подивился тому, как искусно она выразила свои чувства в стихах, и еще больше обрадовался оттого, что в них заключалось согласие. Теперь он не сомневался, что в целом мире не найти ему невесты прекраснее и умнее, чем сидящая перед ним простая крестьянская девушка. А если такая сыщется – как завоевать ее сердце? «Не упусти удачу, посланную тебе богами!» – заполошно прокричал внутренний голос. Короче говоря, молодой самурай был околдован. Околдован настолько, что сей же час, без предисловий, попросил стариков отдать дочь ему в жены, после чего назвал свое имя, клан и ранг при дворе князя Ното.

Мать и отец Аояги, ошеломленные услышанным, бросились кланяться юному господину, наперебой восклицая от изумления. Однако старик быстро опомнился и после недолгого колебания заговорил:

– Ваша милость, вы уже занимаете высокое положение и, судя по всему, добьетесь в жизни еще большего. Честь, каковую вы намерены нам оказать, слишком уж велика, и благодарность нашу не измерить и не выразить словами. Однако же извольте заметить: дочка наша – крестьянка низкородная, не обучена она ни грамоте, ни приличным манерам. Как же ей, замарашке этакой, быть женой благородного самурая? Немыслимое дело!.. Но коли уж она приглянулась вашей милости и вы готовы терпеть ее неотесанность и величайшее невежество, мы будем счастливы отдать ее вам в услужение. Впредь обращайтесь с нашей Аояги как вам заблагорассудится.

К утру снежная буря улеглась, на востоке взошло солнце, не стесненное облаками. И хотя Аояги рукавом кимоно скрыла от глаз влюбленного самурая «стыдливый румянец рассвета», задерживаться здесь дольше он не имел права. Но и ничто не могло принудить его расстаться с девушкой. А потому, когда все было готово, чтобы продолжить путешествие, Томотада снова обратился к ее родителям:

– Боюсь показаться неблагодарным, если потребую больше того, что уже от вас получил, однако же дерзну еще раз попросить руки вашей дочери. Покинуть ее сейчас – выше моих сил, и, если она согласится сопровождать меня, я с вашего позволения заберу ее с собой. Коли не откажете мне в просьбе, обязуюсь почитать вас как родных отца и мать… А пока примите это в знак моей признательности за ваше гостеприимство.

Сказав так, юноша положил перед хозяином лачуги кошель, полный золотых монет. Но старик, множество раз поклонившись, осторожно отодвинул подарок:

– Добрый господин, золото нам без надобности, а вам оно может еще пригодиться на долгом пути по здешним студеным землям. Нам тут нечего покупать, да и столько деньжищ двум старикам на себя никогда не потратить, даже если вдруг захочется… А что до нашей дочки, мы и так уже отдали ее вам в услужение, потому спрашивать у нас дозволение на то, чтоб ее увезти, нет нужды. К тому же она успела заявить нам, что мечтает, дескать, сопровождать молодого господина повсюду и оставаться при нем служанкой до тех пор, пока он будет терпеть ее присутствие. Мы со старухой только рады будем, если вы изволите взять Аояги с собой. В этой глуши мы даже чистой одеждой бедняжку обеспечить не можем, не то что приданым. Да и в годах мы оба, того и гляди, оставим дочку сиротой. Так что, забрав ее, вы всем нам окажете благодеяние.

Напрасно Томотада уговаривал стариков принять кошель с монетами – те отказывались наотрез, и в конце концов он убедился, что деньги им не нужны. Еще юноша понял, что родители искренне хотят доверить ему заботу о дочери, поскольку беспокоятся о ее судьбе. Так он принял окончательное решение увезти Аояги. Посадив девушку на своего коня, Томотада тепло попрощался со стариками и снова выразил им искреннюю благодарность.

– Ваша милость, – запротестовал старик, – это мы должны вас благодарить, а не вы нас! Мы знаем, что вы будете добры к Аояги, и можем не опасаться за ее безопасность.