Призраки Иеронима Босха

– Ну, – обратился Гунтельм к монаху, – что скажет на все это почтенный магистр Злословия?

– Скажу, что арифметика тут бессильна! – отвечал ученый монах. – Она свое дело сделала и отступила перед алхимией, которая как бы перемешала химический состав этих двух неразумных человеческих существ и превратила их в единое тело.

– И что же, по-вашему, они так и застряли в алхимии? – поинтересовался старший сын Гунтельма. – Или же есть способ протолкнуть их через узкое отверстие воронки? Это было бы кстати, потому что они, по всей очевидности, раздражают нашего батюшку.

– Воронка и прочие феномены, сиречь явления, – с важностью отвечал магистр Злословия, – применимы к тем, кто практикует науки, то есть к активным субъектам познания. Эти же молодые люди никаких наук не практикуют и представляют собою пассивный субъект познания. Проще говоря, не они что-то изучают, а их все изучают; они же при этом вообще ничего не делают, только милуются… Вот, извольте видеть, опять!.. Гхм… На чем я остановился?

– На том, что ничего не понятно, – проворчал старший сын Гунтельма, а сам Гунтельм крикнул:

– Лучше спросите у них, когда они наконец уберутся отсюда! А то я уже охрип, но докричаться до них не могу.

– Они пребывают в состоянии любовной глухоты, – отвечал магистр Злословия. – Тут даже глас Судной Трубы будет бессилен, ибо любовь затыкает людям уши похлеще расплавленного воска, а уж я-то в этом знаю толк. Ведь когда студент проходит обучение, ему необходимо избегать множества соблазнов. Ибо сказано: «Вера – от слушания». Это можно выразить наоборот: «Соблазны – от слышания». То есть если ты слышишь, как друзья зовут тебя к дурным женщинам и доброму вину, то устоять бывает трудно. Почему и используется воск в уши.

– Сразу видать ученого человека! – восхитился Гунтельм. – Ну так что нам с этими дурачками-то делать? В воронку их затолкнуть, что ли? Да где такую здоровенную воронку взять?

– Поскольку эти двое не субъект познания, а его объект, – продолжал магистр Злословия, отмахнувшись от вопроса про воронку, – то они могут быть изучаемы на любом уровне. Их может исследовать арифметика в попытках разделить или переставить местами. Может исследовать их и алхимия. Ведь одной из задач алхимии является исследование Истинной Любви, то есть законов, по которым предметы притягиваются друг к другу.

– Вот это чистая правда, – согласился Гунтельм. – Недаром же говорят: «Деньги к деньгам».

– Не только деньги к деньгам, – подхватил магистр Злословия, – но и слово к слову, монах к монашке, сено к соломе, пиво к хлебу, рынок к собору, лошадь к телеге, сапог к заднице. Везде мы наблюдаем закон Истинной Любви, противостоять которому невозможно. Злословие же как высшая форма философии скажет вам по этому поводу: все суета!

– Тонко подмечено, – сказал Гунтельм. – Не подсуетишься – не продашь!

И тут раз-два! Из кустов выбрались, оправляя гульфики, два прекрасных собой солдата, один седой, но статный, другой с белокурыми длинными волосами, похожий на девушку, с длинным шрамом на щеке.

– Ух ты! – сказал старший солдат. – Ты глянь, какие тут селяночки, пухленькие да сладенькие.

– Да уж! – сказал младший солдат. – Булочки с жирными сливками, а не девушки.

– Руки прочь! – закричали мужья своих жен. – Это замужние женщины! Найдите себе развратных монашек и утешайтесь с ними, а наших жен не трожьте!

– Ладно, ладно, – сказали солдаты, вытащили из котомок вяленое мясо, и твердокаменные сыры, и подплесневевший хлеб, и подкисшее молоко, от металлической фляги совсем сдуревшее, – и начали это жевать, проклиная свои зубы, бродячих лекарей и гнусного коробейника, всучившего им эту вонючую флягу.

Гунтельм на них поглядывал с воза и посмеивался, а солдатам нипочем: жуют и ругаются, жуют и ругаются, как будто находят в этом какое-то удовольствие.

Монах сказал:

– За всякую трапезу следует благодарить Всевышнего, ибо всякая плоть – трава.

Солдаты разом скосили на него глаза, и старший сказал:

– Допустим, трава, потому что ее легко скосить, но что из этого следует?

– Корова есть ходячее мясо, – сказал магистр Злословия, – и питается она травой, которая алхимическим образом перерабатывается внутри нее снова в мясо.

Солдаты рыгнули и согласились, поскольку сами неоднократно ловили и ели чужих коров и имели подобный опыт.

– Внутри и снаружи – корова сплошное мясо, кроме того места, где она молоко, – сказали они.

– Но если встать на голову и посмотреть на мир в перевернутом состоянии, мы увидим обратную картину, которая связывает предметы в противоположном порядке, – продолжал магистр Злословия.

– Погоди, – остановил его младший солдат, – а зачем становиться на голову?

– Затем, что перевернуть мир у тебя не получится, – сказал ученый монах. – Мир слишком тяжелый. Он почти как этот воз сена, учитывая еще вес телеги с колесами и собственно лошадь. Поэтому тебе придется встать на голову.

– Не согласен я становиться на голову, – проворчал младший солдат.