Призраки не умеют лгать

– Я. Просил. Тебя. Оставаться. На месте. Так почему ты?.. – Дмитрий, не совладав с собой, грохнул по воротам кулаком.

– Прости, – я заставила себя подойти ближе. – Я боюсь оставаться одна.

Калитка, вырезанная в деревянном полотне ворот, открылась. Через перекладину перешагнула монашка. Пухленькая, невысокая, поверх рясы накинута серая вязаная кофта, в руках ведро. Сейчас как окатит помоями – в лучшем случае, худшее вообще представлять не хотелось. Демон не дал ей выйти, упёрся руками в доски проёма и вкрадчиво поинтересовался:

– Надеюсь, у вас есть на это, – он мотнул головой назад, – разрешение?

Женщина не стала ни охать, ни ахать, ни ругаться, ни махать руками. От снулого рыбьего взгляда, направленного сквозь псионника, мне стало не по себе.

– Не знаю, – злость псионника не произвела ни малейшего впечатления. – У настоятельницы спросите.

Взгляд женщины лениво скользнул на меня, и всё изменилось. Рассеянность в мгновенье сменилась чёткостью. Это как навести фокус и щёлкнуть кнопкой фотоаппарата. Я ничего не делала, просто попала в кадр. Ведро упало и, громко дребезжа, покатилось по тропке. Монашка попятилась, прижав ладони ко рту.

Честно говоря, я перепугалась. Судорожно выдохнула и обернулась, ожидая увидеть за спиной всё, что угодно, от дикого зверя до восставшего из могилы мертвеца. Но поле было точно в таком же виде, что и пять минут назад. Никого и ничего.

Мгновенье женщина таращилась на меня, а потом всхлипнула, перекрестилась и, подобрав полу чёрной юбки, побежала обратно на монастырское подворье.

– Вроде это ты их бояться должна, а не наоборот, – сказал Дмитрий, присматриваясь. Злость никуда не ушла, она плескалась в светло-серых глазах, готовая в любой момент развернуться и перерасти в ярость.

– По-моему, мужчинам сюда нельзя, – сказала я, поднимая ведёрко.

– Не мои трудности. Пусть охрану ставят, – сказал Демон и ступил на территорию монастыря.

За воротами начиналась широкая, мощённая плиткой дорожка, которая, постепенно разветвляясь, вела к разным постройкам. Когда-то они были белыми, но сейчас потемнели от времени и непогоды. Храм, колокольня, вытянутые одноэтажные бараки, несколько деревянных домов, которые я бы причислила к хозяйственным. Монастырский двор производил странное впечатление, я бы сказала, двоякое. С одной стороны, почти во всем чувствовалось спокойствие и величие. Здания дышали временем, древностью. Они стоят здесь очень долго и простоят ещё не один век. Хочешь не хочешь, а оробеешь. С другой стороны, везде были заметны следы различных работ, начатых, но словно брошенных на полдороге, часть стены побелили, часть нет, одна из мощёных дорожек вела «в никуда», обрываясь с левой стороны двора. Около деревянного сруба были сложены доски, когда-то свежеспиленные, сейчас потемневшие и разбухшие от влаги, тронутая ржавчиной пила валялась рядом.

Псионник стал методично обходить все постройки, пугая своим видом не только монашек, но и скотину. Не то чтобы от нас разбегались с криками и воплями, просто при приближении незнакомцев старались закончить или бросить все дела и уйти.

Из длинного приземистого здания показалась высокая сухопарая фигура в сопровождении двух других, поменьше ростом и постарше годами. В чёрных длинных одеяниях они напоминали шахматные фигуры, скользящие по выщербленным плитам двора. Ферзь и две пешки.

– Монастырь закрыт для посещений. Немедленно покиньте обитель, – возмущённо сказала высокая. Что-то мне подсказывало, настоятельницу мы всё же нашли.

– Я не в гости пришёл, – Демон на ходу вытащил цепочку и теперь небрежно повертел в руке.

– Мы не подчиняемся светской власти, – от возмущения кожа на угловатом лице женщины натянулась, лоб и впалые щеки заблестели.

– Вы нет, но для захоронений закон один. Документы на погост, имперское разрешение и список блуждающих. Немедленно, – скомандовал псионник.

Пешки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся пухленькими старушками, не проронили ни слова. Настоятельница окинула взглядом двор. От любопытных ушей и глаз здесь не скрыться. Даже я кожей чувствую пристальное нетерпеливое внимание.

– Следуйте за мной, – процедила женщина.

Самая длинная, похожая на коровник постройка внутри оказалась обычной столовой. Вытянутые столы, лавки без спинок, белёные потолки. Одна из монашек, ещё недавно натиравшая пол, замерла, прижимая к груди мокрую тряпку.

Короткое распоряжение – и одна из старушек удалилась за документами. На спокойный диалог после выходки Дмитрия рассчитывать было глупо, но я почему-то думала, что монашка кинется на специалиста. Я ошиблась.

– Что дитя обители делает в миру? – она посмотрела на мой кад-арт. – Да ещё и в такой компании? – гневный взгляд в сторону Дмитрия.

Я молча убрала кад-арт под свитер. Что делаю? Кто бы мне объяснил сначала.

Ни малейшего желания ни слушать дальше, ни оставаться в обители не возникло. Скорее наоборот. Где эта пешка, тьфу, монашка с бумагами?

– Разве нет большего позора для родителей, чем неисполнение предначертания? И разве нет судьбы слаще, чем служение и вера?