Призраки не умеют лгать

В отличие от Вселорава, прячущего камень разума под одеждой, кристалл старухи висел поверх синего рабочего халата, да не один. Кад-арт – яркий, кроваво-красный камень. Мало того, рядом висел вид-арт, камень сердца – прозрачный бледно-жёлтый пятигранник, хранитель любви и семейного счастья. Не часто человеку отвечают взаимностью два камня: разум и сердце. Но ещё более редко из сада камней уносят комплект из трёх, к двум первым добавляется камень души – сем-аш.

Как у меня. Камни, про которые Дмитрий спрашивал у Нирры. Те, что уронили шкатулку во время атаки блуждающего.

На жизнь человека количество кристаллов никак не влияет. Можно счастливо прожить и с одним кад-артом. Все камни с чипами и совершенно одинаковой информацией. Вид-арт, по сути дела, нужен лишь при заключении брака, для проверки на совместимость, поэтому камень сердца хранят родители и передают истинному владельцу перед свадьбой, как и сем-аш, камень души. К его помощи прибегают не при столь радостном событии – на похоронах. Они полезны, но не обязательны.

– Пять лет назад вы вышли на пенсию, – Демон наконец нашёл её имя в списке.

– Вышла, – согласилась женщина, – а потом снова пришла. Ты на бумажки-то не смотри. Не оформлена я. На пенсию не больно проживёшь, вот и кручусь как могу.

– И сейчас решили, что пришло время поговорить со специалистом, – даже для меня эта фраза прозвучала издевательски.

– Это вы решили, – женщина неопределённо качнула головой.

– Не мы поджидали вас в коридоре поздней ночью, изображая трудовой подвиг, – похоже, Станин не испытывал никакого уважения ни к неожиданной собеседнице, ни к её возрасту. Он умел допрашивать так, словно делал вам великое одолжение.

Женщина перевела взгляд на какое-то из многочисленных лиц за моей спиной.

– Вы присутствовали при рождении Алленарии Артаховой? – задал следующий вопрос Демон.

Я обхватила холодными пальцами кружку с выщербленными краями, пытаясь согреть руки об остывающий напиток. Странно слышать о себе в третьем лице, словно меня здесь нет.

– Моя смена была, – старуха пожевала губами. – Не думала, что когда-нибудь расскажу это, но… Когда я услышала, какие документы затребовал главный и для кого, поняла: неприятностей не избежать. История болезни ведь не сейчас пропала, а ещё тогда, сразу как роженицу выписали. Как её?

– Златорианна, – прошептала я.

– Во-во, кто же не знает Артаховых. Такой переполох тут устроили, когда её привезли, самого Николаича с постели подняли. Он тогда замом был, а уж врачом каким… м-м-м, от Бога.

– Девочки родились здоровыми? – Демон сел на кушетку, перестав подавляюще нависать над старухой.

– Да. Пятьдесят два сантиметра, три килограмма сто пятьдесят граммов. Девочка. Одна.

Самое интересное, что вопрос псионника её ничуть не удивил.

– Вы в медицине разбираетесь? – неожиданно спросила бабка.

– Нет.

– Тогда объясню попроще. Были осложнения. У девочки пальчик на правой руке прирос к стенке матки. Мизинец. Так что девочка родилась без него.

Мне не надо было смотреть на свои пальцы, чтобы убедиться – все они на месте.

– К сожалению, это уже не имеет значения. Девочка не пережила своей первой ночи, – посетовала старуха.

Теперь уже мне было страшно поднять глаза. Зачем? Я же умерла. Не пережила своей первой ночи. Как просто и страшно звучали её слова. Словно перед ней не человек, а досадная ошибка природы, которая, осознав это, растворится в воздухе, как призрак.

– Дальше, – скомандовал Дмитрий, когда бабка замолчала.

– Дальше… дальше, – она замялась, – так всё.

– Не пойдёт. От чего умерла девочка?

– Внезапная детская смерть.

– А на самом деле?

– Не знаю, – протянула она, но увидев, как нахмурился Демон, торопливо заверила: – Не пустили меня. Уж чего там могло случиться? Виданное ли дело: врачи сами полы в палате намывали да простыни меняли!

– Родителям сообщили?

– Матери нет, она спала. Отца долго искали, уехал он. Не в больнице же ночевать.

– Нашли?

– Наверное. Видела, как его в ординаторской коньяком отпаивали, – старуха поджала губы.

– Так плох был?

– Знамо дело, ребятёнок умер. Мужика трясло всего, слова сказать не мог.

– Что потом?

– Ничего, – махнула она рукой. – Сменилась поутру. График у нас сутки через двое, плюс у меня ещё отгулы были не использованы. Когда вернулась, их уже выписали.

– Отгулы зачем взяли?

– Николаич велел. Мол, ночь и так тяжёлая, – уборщица поморщилась, доводы звучали неубедительно.

Я сама не понимала, почему до сих пор сижу и слушаю всё это. Какое мне дело до графиков, отгулов и всего остального? Меня же нет. В голове установилась гулкая пустота, слова распадались на громкие и какие-то чистые звуки.

– Николаич – это Мартиниан Николаевич Страдинов, заместитель главного врача, подписавший справку о смерти девочки? – Демон сверился со списком.

– Ага. Только Мартинианом его никто не звал, а сократить до Марти не решались. Несолидно.

– Почему вы решили всё рассказать? – вернулся к своему первому вопросу псионник. – Почему именно нам? Почему сейчас?

– А кому? – усмехнулась старуха.