Смерть не приходила. Так тянулись одна за другой бессонные ночи. Но как-то поздним зимним вечером, когда все в деревне спали, двери домов были закрыты на крепкие засовы, окна темны, по булыжной мостовой застучали подковы. Звук этот замер около её дома, и она услышала голос своего возлюбленного. Он звал её по имени. Сама собой растворилась дверь, и знакомые шаги послышались на ступеньках. Ленора кинулась встречать его.
Он не улыбнулся, но протянул к ней руки. Как деревянный, стоял он на лестнице, и на застывшем лице его не было никакого выражения. Голос его, когда он заговорил, был резким, словно он отдавал приказ:
— Поехали со мной, — сказал он. — Я приготовил нашу брачную постель.
Измученная бессонными ночами, обессиленная пролитыми за столько дней слезами, Ленора подчинилась. Тут же, в ночной рубашке, она спустилась по тёмной лестнице и последовала за своим возлюбленным на улицу. Покорно села она на лошадь и обвила руками его опоясанную кожаным ремнём талию. Лошадь пронеслась по деревенским улицам и вылетела на широкую дорогу. Впереди серебрилась снежная равнина.
Дрожа от холода, девушка сильней прижалась к своему возлюбленному, но от него не шло никого тепла. Он словно бы застыл в ледяном молчании. По обеим сторонам дороги в лунном свете безмолвно качались чёрные ветки деревьев. Ленора слышала лишь громкий стук копыт и пронзительные крики ночных сов.
Она окликнула своего возлюбленного по имени. Ответ его подхватил стылый ветер, и до неё донеслось:
— Мы должны скакать быстро и успеть, пока не пропоёт петух.
И в самом деле они неслись быстрее ветра, так что стволы деревьев сливались в одно тёмное пятно.
Наконец, после нескольких часов бешеной езды, конь замедлил бег. Они оказались в незнакомой местности, мрачной и бесплодной. Железные ворота, заскрипев, растворились и они въехали во двор церкви.
Здесь толпились какие-то фигуры в тёмных одеяниях. Они окружили лошадь и холодными руками тянули, дёргали девушку за рубашку, хватали её за руки. Они стащили её с лошади, возлюбленный спрыгнул на землю следом. Теперь она разглядела на нём ветхий саван и вспухшее лицо его, расплывшееся в ледяной улыбке.
— Это свадебный пир, — сказал он, — и это наше брачное ложе. — И он указал ей под ноги, где зияла развёрнутая могила.
Конец этой истории поведал церковный сторож, проснувшийся на рассвете, чтобы, как обычно, обойти могилы за церковью. Во дворе церкви он нашёл замученную лошадь, от которой уже несло зловонием смерти. Рядом он увидел свеженасыпанный холмик земли, хотя накануне никакой могилы здесь не было. На могиле лежал обрывок кружева. Сторож не дотронулся до него. Он знал, что, убрав колдовскую могилу, он всколыхнёт демонов и злых духов. Но следующей ночью могила разверзлась и выпустила из своего чрева нового призрака, обречённого бродить среди смертных.
Глава третья
Кровавые праздники проклятых
А случилось это давным-давно. Летом. Когда в садах Багдада всю ночь пели соловьи, и воздух был напоен ароматом роз.
Некий купец перестал доверять жене, которую любил. И из-за этого ступил он на дорогу, которая привела его в самое сердце тьмы. Вот его рассказ.
Звали купца Абул-Хассан, а её — Надилля. Он был богатым и могущественным. Она — дочерью старого ученого, чей невзрачный маленький домик затерялся в бедном квартале города. Но когда весной богатый купец впервые узрел её, красота этой женщины заворожила его. Вскоре после этого он забрал Надиллю от её тихого, робкого родителя и сделал своей женой.
В доме, куда он привел её было бесчисленное множество комнат и внутренних двориков, но Надилля, казалось, мало этому радовалась. Она лишь забивалась в самые тенистые, темные уголки и все жаркие летние дни заботилась лишь о том, чтобы укрыться в прохладных тенистых местах подальше от солнца, которое ослепительно сверкало на белых стенах и упрямыми лучами просачивалось сквозь густые веера пальм. Она почти ничего не ела. В какой-то полусонной задумчивости она не замечала прислуживавших ей людей. Нехотя, словно заставляя себя, она выходила из своего укромного убежища, чтобы встретить мужа.
Но когда исчезал дневной свет и зажигали лампы, Надилля оживлялась. Освежающий вечерний бриз, казалось, возвращал её к жизни, возрождал, и становилась она той нежной и ласковой женой, какую желал Абул-Хассан. С игривой улыбкой манила она его в постель. Восхищенный Абул-Хассан забывал её дневную апатию, объясняя это изнуряющей дневной жарой. И силы её восстанавливала, считал он, вечерняя живительная прохлада. Сон купца каждую ночь был глубоким, спокойным и без всяких сновидений.
Но однажды Абул-Хассан вдруг внезапно проснулся среди ночи. Его жены не было рядом, не нашел он её и в других комнатах. Некоторое время Абул-Хассан лежал неподвижно, но постепенно мягкий шелест пальмовых веток за окном снова навеял на него сон.