— В таком случае я согласен. Портить встречу одноклассников? Нет, это слишком жестоко.
— Ой, мама моя! Так вы готовы последовать за нами?
— Я не привык повторять. Да, и шевелите ногами.
— Благодетель! Вы идете?
— Иду, черт бы вас побрал!
— Не беспокойтесь, — вмешался рыжий невропаст. Знаком он дал Пробусу понять, что все три «да» прозвучали наилучшим образом. — За чертом дело не станет.
Блестя огнистой чешуей, шустрые змейки поползли от человека к человеку. Сегодня коллант выходил в большое тело быстрей обычного. Осознание того, что скоро коллантарии из нелегальных перевозчиков превратятся в убийц, что кровь свяжет их круговой порукой, впрыскивало адреналин в жилы, и процесс ускорялся искусственным образом. Обладатель прекрасной реакции, спортсмен предпринял попытку ткнуть шпагой в Пробуса, считая болтливого мерзавца причиной своих бедствий — поздно, слишком поздно. Мышцы не слушались, да и не было их больше: мышц, костей, сухожилий. Десять костров вспыхнули на смотровой площадке, отразившись в каскадах водопада. Со стороны могло показаться, что вода кипит. Свет, горевший в салоне аэромобиля, померк рядом с этим убийственным пожаром. Обычно коллант шел в волну менее зрелищным способом, стараясь не привлекать лишнего внимания. Но сейчас никто не мог справиться с нервами — мечтая о взлете, страшась взлета, предчувствуя убийство, как стая чует живую кровь жертвы, ломая въевшуюся в душу боязнь насилия, даже если насильник — ты, выплескивая коктейль чувств в парадоксальном сочетании волн и лучей, готовых сорваться с поверхности Китты, будто с цепи, и рвануть ввысь, на свободу…
Корчась от экстаза, Пробус сообразил, что в суматохе забыл о чем-то важном. О чем?! Великий Космос, о чем же?! Коллант стартовал, и все догадки пошли прахом.
Здесь водопад разделялся надвое. Первый, более мощный поток летел сломя голову вниз, с высокого обрыва на уступ скалы — и расшибался вдребезги. Мириады искр сыпались дальше бесконечным фейерверком, растворяясь в темно-зеленой воде горного озера. Второй поток, вернее, целый театральный занавес, состоящий из мелкой сверкающей канители, струился по камню, никуда не торопясь. За годы струйки проточили в скале крохотные бассейны, похожие на миски нищих, выставленные для подаяния. В этих озерцах красовались дикие нимфеи: кремовые, тигровые, белые, со звездчатыми цветками и ярко-желтой сердцевиной. Западный берег первого, настоящего озера выдался на редкость пологим, заиленным ближе к воде. Дальше он укреплялся россыпями плоских валунов, переходил в лощину, сплошь исчерканную сеткой ручейков, и уводил в ущелье, где пятеро конных могли бы ехать плечом к плечу.
По нелепой случайности околопланетное пространство Китты в районе, выбранном для взлета колланта, с голографической точностью воспроизводило окрестности водопада Гри-Гри. Не хватало разве что туристов, и то если вычеркнуть из списка туристов сонмы яхт и пассажирских звездолетов. Обитатели Ойкумены годами копили сбережения, экономя на питании и одежде, чтобы с шиком провести недельный отпуск на известном курорте.
— Ну вот, — сказала Карни. — Я же знала, что вы все врете!
Белая кобылица крутнулась на месте, звонко заржав. Кобылице хотелось скакать — на Хиззац, к черту в зубы, куда-нибудь. Карни сдержала животное, натянув поводья и слегка откинувшись в седле. Дамское седло плохо приспособлено для таких трюков, но Энкарна де Кастельбро справилась с изяществом амазонки. Девушка была победительницей, а Диего Пераль, безмолвный идол по имени Диего Пераль, служил ее оружием, решающим аргументом в споре.
— Они тебя прятали!
Карни торжествовала. Триумфатор, она наслаждалась тем, что под ее взглядом коллантарии отворачивались, задирали лица к небу, притворясь, будто самые важные дела творятся совсем в другом месте. Истинная дочь своего мстительного отца, девушка видела страх колланта, вдыхала его терпкий аромат — и искренне полагала, что это страх перед разоблачением.
— Мой ястреб, ты в курсе, что они тебя прятали? Вместо тебя мне подсунули какого-то жирного борова! Представляешь? Боров визжит, тебя нет, а этот шустрый сеньор, — обличительный перст указал на Пробуса, смутившегося первый раз в жизни, — пристал с ножом к горлу: откуда, мол, я взялась! За такой гонорар, какой мы им заплатили, он должен мне ноги целовать, а он, понимаешь…