— Встань сейчас же! — возмутилась Карни.
— Карай, Господи! Не стою Твоей милости…
— Фернан! Ты испачкал брюки!
— Чтоб я сдох! — выразил общее мнение Диего Пераль.
И прибавил пару слов на языке, которого Пробус не знал. Впрочем, помпилианец заметил, что у мертвой девушки от сказанного покраснели уши.
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»
Кончита:
Федерико
:Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Глава шестая
Переполох на орбите
Маэстро пребывал в растерянности.
Мастер-сержант — грубиян, военная косточка, чурбан дубовый — которым Диего защищался от потрясений, как щитом, грозил рассыпаться в прах. Слишком все было просто, обыденно, плотски. Вот, Карни смеется. Шутит. Ждет ответа. Вертится на месте застоявшаяся кобылица. Вертится в седле счастливая девчонка. Взмах руки. Блеск глаз. Вот, убийца спешивается, идет к убитой. Исчез дон Фернан — изящный франт, золоченая сталь. Сгинул Антон Пшедерецкий — чемпион, звезда турниров. Маэстро, как ни старался, не мог понять: кто этот мужчина? Внезапная религиозность брата Карни пугала Диего до икоты. Это он, Диего Пераль, должен взывать к Господу! Это он, сын Луиса Пераля, не стоил вышней милости! Гнусный убийца внаглую украл у маэстро его слова, его место, его роль в безумной сцене. Лишь когда белый грешник, стоявший на коленях в грязи, отвернулся от живого воплощения своего греха и взглянул на Диего, стало ясно, кто это.
Мальчик.
Безрукий мальчик, уверовавший в чудо.
— Я… — начал дон Фернан. — Карни, я не хотел…
Диего слетел с коня раньше, чем сообразил, что делает. Скверный кавалерист, он подвернул ногу — щиколотка откликнулась глухим воплем. Шаг, другой, и вот уже маэстро возвышается над доном Фернаном, готовый заткнуть безмозглому кретину рот, прежде чем тот произнесет: «Я не хотел тебя убивать!»
Маэстро ошибся: затыкать рот следовало другому кретину.
— Ну скажите же ей! — со слезой в голосе возопил живчик-помпилианец. — Скажите ей наконец, что она мертвая!
Два клинка вылетели из ножен. Две стальных молнии сверкнули в воздухе. Два острия замерли, подрагивая, у горла Спурия Децима Пробуса. Еще слово, утверждали клинки. Еще одно слово, и оно станет последним в твоей ничтожной жизни.
— Не надо, — предупредил Гиль Фриш, спокойный, как всегда. — Это лишнее, сеньоры.
Надо, возразили клинки.
— Не надо. Мой коллега — помпилианец.
Ну и что, рассмеялись клинки.
— Помпилианцы плохо реагируют на угрозы.
Диего отступил на шаг. Смешной человечек, похожий на комического слугу из пьес Пераля-старшего, улыбался одними губами. Из глаз Пробуса на маэстро глядела Великая Помпилия — тысячи лет хищной истории. Он сейчас рванет в ущелье, понял Диего. Поднимет коня на дыбы, закрываясь от наших рапир, вонзит шпоры в конские бока и понесется вскачь — только мы его и видели. А следом за вожаком… Маэстро не знал, чем грозит ему бегство колланта. Но вид Пробуса ясно утверждал, что ничего хорошего ждать не следует. Мы пешие, оценил Диего. Мы с доном Фернаном — пешие, Карни останется с нами, тут к гадалке не ходи…
Он убрал рапиру.
— Разумно, — одобрил Пробус. — Я в вас не ошибся, золотце.
Наклонившись к конской шее, помпилианец шутовски потрогал пальцем острие графской шпаги: