Эмилия Ривьера – твердая «девятка» из моей десятибальной шкалы. Девяток в моей жизни было мало, и я помню лица каждой, но не имена, к сожалению. Я не ставлю «десять», потому как мне кажется, предела не существует. Или каждый раз я ищу чего-то особенного, пытаюсь допрыгнуть до планки, которую сам и поставил. Я не знаю, кто из нас кого трахнул, но мы использовали большую часть арсенала приемов, которые были у меня на особом счету, а потом она познакомила меня со своими… Я знал из короткого досье на Эми, что Антонио любит наблюдать за женой, старый извращенец-вуайерист. Но оказалось, что ей самой нравится, когда на нее смотрят, когда любовник не один. Любительница публичного группового секса. Нимфоманка с немного мазохистскими наклонностями, которая предпочитала жестко, много и без прелюдий. И не ограничивала ни себя, ни меня в способах и вариантах. Камасутра нервно курила в сторонке, пока мы пытались не свалиться с кровати, используя позу, которой в перечне не было.
Но, надо признать, свой бал до десятки Эмилия не добрала, потому что выдохлась первой. Наверное, еще один участник заскучал бы, в отличии от наблюдателя.
Мы договорились встретиться снова.
Андреа
Я открыла для себя новый закон, хотя для многих он покажется старым и сто раз проверенным, но я, в свои восемнадцать, столкнулась с ним впервые.
Если вы живете с мыслью, что жизнь – дерьмо, и хуже уже не будет – никогда, никогда даже мысленно не говорите этого, потому что жизнь докажет, что «хуже» – понятие безграничное. Вы знаете, что оптимизм наказуем? Вера в светлое будущее, в то, что завтра будет лучше, чем вчера? Я теперь знаю.
Моя черная полоса с гибели Марии началась больше года назад, и перед каждым новым оттенком черного, в который окрашивался еще один день, я думала, что достигла предела, что вот он – конец, разделительная полоса. Дальше свет. Но ни единого проблеска на пути, я словно иду на ощупь вглубь ада, заблудившись в черных лабиринтах. И, может быть, ищу вовсе не свет.
Ту ночь, после дня на кладбище с родителями, я провела у Дино. Я уснула, так его и не дождавшись. Утром домработница сказала, что он не возвращался. Мне передали, что он снова уехал из страны на неопределенный срок. Я даже обрадовалась, устав от собственных противоречий.
И, наверное, в тот момент я допустила ошибку, подумав, что пора жить дальше, оставив позади все, что мешает мне сделать следующий шаг вперед. Я целых полчаса верила, что смогу перевернуть страницу и начать с нового листа. Я собиралась бросить Джека Райза, подтянуть средний бал и снова начать бороться за маму. Мне вдруг открылось так ясно и четко, как неправильно и эгоистично я веду себя: пренебрегаю родным домом, ищу убежище в других местах, предавая родного человека.
В квартире было тихо, когда я вошла. Очень тихо. Ничего особенного, вроде. Раннее утро, и мама, обычно, в это время спит. Но внутри зародилась неясная тревога, предчувствие, которое сжало все внутренности в кулак. Так случается, и не знаешь причины, откуда приходит знание того, что скоро ты в очередной раз схлопочешь пинка от судьбы за то, что позволила себе поверить в лучшее.
Я громко позвала Лауру, но она не откликнулась. Положив в коридоре сумку, сняла обувь и прошла в гостиную. Чисто. Все так, как и было, когда я уходила. Ни пустых стаканов и бутылок. Никаких окурков в пепельнице. В последнее время, она начала курить.
И когда я не нашла ее в спальне, и на кухне, меня сковал ужас…
Дверь в нашу с Марией комнату была открыта.
Мама лежала на кровати, на которой когда-то спала сестра. Спиной ко мне, прижимая колени к груди. Она выглядела спящей, расслабленной и хрупкой, а на столике стояли пустые пузырьки из-под лекарств, которые когда-то Джейн Кларк назначала Марии от бессонницы. В комнате было так тихо, что свист собственного дыхания, срывающегося с пересохших губ, казался оглушительным.
Уже гораздо позже, бродя в полувменяемом состоянии по больничным коридорам и замирая перед дверями реанимации, я осознала, что, если мама умрет, я никогда себе этого не прощу.
Я должна была быть с ней в этот день, но, как и в случае с Марией, я сбежала в погоне за Дино Орсини, который был не более, чем вымышленным героем не моего романа.
Темный вестник или тот, кто был ответственен за все, что происходило в моей жизни? Так легко перебросить вину на кого-то еще, найти виновных, снять с себя груз ответственности.
Я застыла, когда двери реанимации открылись и появился доктор. Мое сердце остановилось, и за пару секунд я успела дать себе миллион обещаний, что стану лучше, что больше никогда не буду оставлять свою мать одну, что мы непременно справимся вместе с любой проблемой.
Я верила в чудо. Конечно, как иначе? Ведь хуже быть не может…
Куда же еще хуже?
Оказалось, может.
Я пришла домой слишком поздно, а доза лекарств, которые она выпила, оказалась критичной.