Призраки осени

– Вы воруете детей! – декламировал Кобольд, и от его искреннего страха, от ужасной подчиненности и в то же время бездонного желания скинуть с себя путы служения Ньютону поневоле становилось приятно. Тепло расползалось от макушки и стекало по щекам, капало на плечи. Рэндж поднимал лицо, чтобы унизить Кобольда открытой улыбкой, и понимал, что уродец капает расплавленным воском ему на голову.

– Не чувствуешь, – хмыкал карлик.

– А что дети? Что дети?!! – восклицал он и начинал стучать каблуками по бочке, выбивая рваный ритм. – Цыгане воруют детей. Старухи воруют детей. Карлики-циркачи воруют детей.

– Ты прав, – падал на задницу Кобольд. Бочка обиженно гудела. – Мы – твари. Куда худшие, чем Он. Но Он – Бог, – принимался лихорадочно убеждать себя и промахивался с каждым выстрелом. – Ему по руке такая власть. Плоть ничто!

– Ты бы хотел, чтоб тебя сожрали? – задумчиво чесал подбородок карлик. – Я бы точно не хотел. Но если будет в том Его воля…

– То что? То что?! – наперегонки срезал Кобольд другого себя. – Запоешь и прыгнешь к нему в пасть?

– Малютка нам все рассказала, – Кобольд не отваживался лезть слишком глубоко в бочку, руки Ньютона только казались обессиленными. – Зря ты веришь, что мы – фанатики. Мы делаем это ради себя. Вы воруете детей! – передразнил он чей-то фальцет. – Должны же мы как-то оправдывать репутацию! А суеверия?! Если от карликов нет вреда, если никто не рассказывает страшных историй, кто придет смотреть, как один карлик засовывает другому в задницу трехфутовую шпагу?!

– Чудоооооооооооооо-виииииииииииееееееееещно! – тянул карлик и высовывал язык, пытаясь определить выброшенное слово на вкус. – Нет. Не то. Не годится!

Рэндж задыхался от невозможности вставить хотя бы слово, один-единственный вопль в этот истеричный водопад. Но если бы ему такая возможность пришла, измучился бы, подбирая слово и момент.

Час расплаты пришел с ударом топора.

Свежий воздух вонзился граненым клином в широкую прореху в бочке. Рэндж захлебнулся им, отриумфател! Даже если это удары косой, даже если сама безносая взламывает его скорлупу, чтобы забрать вниз с горы. Пусть! Зато он напьется досыта этого острого, настоящего воздуха, высушит им губы, прогонит вкус и запах спрутовой слизи!

Оплеуха перебила фонтан восхищенного бреда. Бочка покачнулась, цепь заскрежетала, прощаясь с балкой, и узилище Ньютона обрушилось наземь. Рэнджа швырнуло на бок, ноги жестко вывернуло в коленях. Доски вздыбились рваной пастью. Он видел сквозь трещины короткие, беспощадно мускулистые ноги.