— Да ни за кем. Чего тут наблюдать? Что скажут, то и делаю. Нужно взять пробы розового дерьма — беру пробы. Мышехвоста какого-нибудь изловить для опытов — ловлю. Прилетят, все сразу заберут: дерьмо, живность, данные приборов — я их каждый день записываю. Припасы оставят — еду, аккумуляторы, еще чего надо. Зарплата на карточку идет, мне тут без надобности. На пенсию выйду — буду миллионером.
— Дядь Лёш! А они нас в город не забросят? Чем скорее, тем лучше. Мы заплатим.
Егерь отрицательно покачал головой:
— Сейчас не свяжешься. А если бы и связался, все равно б не полетели. Глушители плодятся, в эфире дерьмо одно.
— Чего плодится? — не понял Сергей.
— Ящерицы такие. Когда у них гон — все на свете глушат, на всех частотах. Ни тебе связи, ни навигации. Тут несколько колоний: между мной и станцией одна, по пути к трассе одна, на том берегу одна — эта совсем близко, в паре верст всего.
— Ага, — догадался спец по эксклюзиву. — Меня этот олух пытался туда затащить. В качестве акушерки, блин. На тот берег, по мостику из динозавра.
Напарник оскорбленно молчал. Блин! Откуда нам с Малышом знать, что эти радиоволны излучает не аппаратура, а живность? В технической литературе о таком не пишут. А в ботанике какой-нибудь мы не сильны, невозможно быть гениальным во всем. Между прочим, не пошли бы на сигнал — может, и дядю Лёшу не встретили бы. Проще, конечно, сначала орать дурным голосом «звездец, делай хоть чего-нибудь!..», а потом выёживаться, когда уже все позади. Козел ты, ваше благородие.
— И долго плодиться будут? — спросил Сергей дядьку.
— Да недели две еще.
Во, блин, попали…
— Офигеть можно. Это каждый раз, когда всякие твари мечут икру, ты тут без цивилизации сидишь?
— Они не мечут икру, — уточнил дядька. — Живородящие.
К слову, лохнесское чудовище на тот момент уже почти стерлось из памяти. Настоящий живой человек, годами обитающий тут в одиночку среди мутантов, потряс Сережино воображение до самых недосягаемых глубин организма, и по горло наполнил отвагой и гордостью за род людской (читайте — самоуверенностью и апломбом).
— Две недели просто сидеть и ждать? Нас уволят за это время. А пешком?
— Иди, — усмехнулся егерь. — Если не заблудишься, через неделю выйдешь на трассу. А там, глядишь, кто-нибудь да проедет.
Остатки здравого смысла все-таки дали о себе знать:
— Не сожрут по дороге?
— Как повезет. Вообще-то мой участок спокойный, страшнее мокрой совы ничего не водится.
— Блин, — тихо сказал Валера.
— Знаешь? — обернулся к нему дядька.
— Знаю, — отозвался Лерыч. Лицо у него слегка позеленело, как после отравления. — Я полгода жил в дикой зоне.
Было такое. Умаявшись скитаться, Лерка пережидал на хуторе у неформалов остатки срока давности за кое-какие подвиги. Оттуда спец по эксклюзиву и забрал будущего напарника в «Галактику» — по окончании того самого срока.
— Мокрая сова? — хмыкнул Сергей. — Это не то же, что туманная неясыть?
Валера помотал головой:
— Не. Эта — точно с летальным исходом. Прикинь, человека за час разносит вдвое против его собственных размеров. Я с ним до утра просидел. Утром похоронили… Дядька, а чумная лягушка у тебя здесь тоже водится?
— Водится, как без нее. Но она уже в спячку залегла. Уже много кто в спячку залег, спокойно в лесу. Сова только вот… Вам бы попозже явиться. Морозы ударят — совы дохнуть будут. В холодное время вообще хорошо, гуляй — не хочу. Белый червь, правда, и зимой ползает, а так все тихо.
Сергей взглянул на опять позеленевшую физиономию напарника и резко потерял интерес к персоне белого червя.
— Ну, как? — подмигнул дядька, — Погостите у меня пару недель? А то скучно: все один да один.
— Нужно возвращаться на работу, — уперся спец по эксклюзиву.
— А попадешь на работу-то?
— Ему мутанты не страшны, — съязвил Лерыч. — Он сам мутант.
— Звезди больше, — буркнул Сергей и опять насел на дядьку:
— Значит, по-твоему, своим ходом здесь добраться нельзя?
Егерь пожал плечами:
— Почему нельзя? Все можно. Доберешься или нет — это другой вопрос… А! Вот еще: через колонию глушителей придется идти. Башка трещать буди-ит… ну, и с этой штукой можете попрощаться, — он кивнул на Малыша, приютившегося на Валеркином запястье.
— Эту штуку я вылечу, не впервой, — хмуро отозвался Валера. Бросил оценивающий взгляд на друга. Вроде как решался на что-то — и все решиться не мог. — Дядька! Выкладывай, чего у тебя еще интересного есть?
— Еще? Еще… ну, тошнотики будут по дороге, целое поле. Знаешь про таких?
— Тошнотики? Не помню.
— От них всякая дребедень мерещится, а потом блюёшь, как с перепою. Сейчас они слабые, цвет уже осыпался. Летом можно прямо в поле и сдохнуть. А так — пройдете, наверно.
— А! Не встречал, но слышал, — Лерыч пояснил для Сергея:
— Травка. Бродяги мои рассказывали, собирали такую. Неслабо вставляет, покруче конопли.
На сей раз напарник сохранил нормальный цвет лица. Теперь обеспокоился Сергей: идти с Валеркой через галлюциногенные заросли? Не сорвался бы после этого.
Но ведь мы не ищем легких путей.