– Какая разница? – искренне удивился Лисицын. – В любом случае толстые стены и окна, из которых можно вести огонь, нам не помешают. Даже если и не пригодятся.
– Согласен, – на этот раз Трумэн был серьезен. – Непонятно, на сколько мы здесь застрянем. Нашим ученым мужам это место кажется вполне подходящим. По их словам, месторождение если и есть, то располагается оно чуть ли не под городом.
– Я ничего не чувствую, – пожал плечами Лисицын. – Впрочем, я и не рудознатец.
– А британцы утверждают, что надо сместиться километров на двадцать, к болотам.
– Вот сами пусть по нему и ползают. Не знаю, как насчет урана, но какую-нибудь лихорадку там подцепить можно запросто, никакие прививки не спасут.
А может, им это и нужно, мелькнула в голове холодная и четкая мысль. Как там геологиня сказала? Микробиологи, а урана здесь быть не должно? Тогда все логично. Ее шеф, уверенный, что искомого нет, предпочтет остановиться в максимально комфортном (и сухом, для Африки в этих местах отсутствие грязи под ногами многое значит) месте. Формально отработать и свалить – вот что он сейчас хочет. И, к слову, остальных это тоже вполне устраивает. А британцы, которые микробиологи, хотят лезть в болота. Где уран даже если есть, то его хрен найдешь. А вот что другое, к минералам отношения не имеющее… Как-то подозрительно все это.
Кстати, а что этот орк делает? Что-то показывает своей помощнице, демонстративно машет рукой… Куда резче, чем обычно. Впрочем, пантомима вскоре закончилась, и, когда их главный геолог отправился по своим делам, Лисицын прислушаться к разговору даже не пытался – абсолютно бесперспективное занятие. За время поездки он уже успел не раз убедиться: разобраться в том, что обсуждают геологи – это то же самое, что пытаться понять женщин. Вроде бы слова обычные, а смысл ускользает. Тем не менее, когда геологиня осталась в гордом одиночестве, он все же поинтересовался, чем было вызвано столь экспрессивное поведение. И получил неожиданный ответ.
– Он здесь родился, – женщина, занятая больше какими-то своими мыслями, отвечала между делом, не слишком задумываясь, что, зачем и кому объясняет. – Его отец был слугой в одном из домов. Здесь же где-то он и похоронен – умер через полгода после того, как наш профессор уехал в Америку учиться. И мать тоже… Он показал, говорит, отсюда видно их дом, но я не поняла и не вглядывалась. Смеется, что раньше его здесь на порог бы не пустили, а сейчас… И говорит, что ему грустно видеть, что здесь происходит.
Ну, это-то как раз понятно. Детство, сколь бы бедным оно ни было, самое счастливое время в жизни большинства людей. И очень сложно возвращаться туда, где тебе было хорошо, в место, о котором идеализированные годами воспоминания оставили благостную картинку. И видеть, что все совсем не так. Лисицын кивнул понимающе, махнул рукой Сэму и решительно зашагал в сторону ближайшего здания. Исследовать их требовалось при любых раскладах.
Из четырех зданий три не произвели на исследователей впечатления. Заклинания консервации, даже если они были, истощились давным-давно, как и во всем остальном городе. Стекла выпали, и теперь дома смотрели на мир пустыми глазницами окон. Внутри буйство природы – за годы ветром сюда нанесло изрядное количество песка, мусора, семян растений и тщательно все это перемешало. В результате что-то, включая полы и перекрытия, сгнило, а что-то, напротив, проросло. Деревья посреди конференц-зала или цветочная поляна в серверной впечатляли… Тем не менее это неплохо вписывалось в сложившуюся в мозгах людей типичную картину постапокалипсиса. Такую можно видеть и в голливудских фильмах, и в сетевом творчестве, и за годы масс-культуры она стала привычной, воспринимаясь мрачно, но далеко не удручающе.
Как ни странно, тяжелее всего пришлось в последнем здании. Раньше в нем располагалась мэрия, и, наверное, именно поэтому в защиту бетонной коробки было влито столько силы. Лисицын даже ошалел немного – по всему выходило, что поддерживающие защиту заклинания даже без подпитки смогут работать еще лет пятьдесят. Зачем? Ну, может, люди все же рассчитывали когда-нибудь вернуться сюда. И даже мародеры, вечные посетители таких городов, не позарились на это место. Почему? Ну, это-то как раз понятно. Внешняя защита периметра, сейчас уже благополучно сдохшая, первые годы, а может, и десятилетия весьма недвусмысленно отваживала чужаков. Несколько скелетов, и зверей, и людей, служили наглядными иллюстрациями к ее эффективности. А потом, видимо, дурное место стали просто обходить стороной. И пускай ныне угрозы уже не было, но и желающих войти тоже не находилось. Возможно, потому, что даже вездесущие орки уже давно перестали посещать брошенный и разграбленный город.