Призраки в горах

Быстро перевернувшись со спины в низкую стойку, Олег подождал, пока второй бандит бросится на него, ушел с линии атаки, пропуская эту темную тушу мимо себя, подсек опорную ногу и тут же послал уракен [26] в показавшийся затылок. Противник упал, больше не предпринимая попыток подняться.

Закусив от напряжения губу, Олег развернулся к Глебу. Левая рука и нога не чувствовались. Глеб уже поднялся и медленно приближался к Олегу со скверной ухмылкой на больших пухлых губах. В каждой его руке было по ножу. Невыразительные тупые глазки застыли в зверином прищуре.

Когда «напарник» кинулся на него, Олег провел два липких блока богомола, но левая отказала, непозволительно медленно дернувшись на отбив. Глеб довольно легко преодолел ее сопротивление. И тогда, резко развернувшись, Олег со всей оставшейся силой локтем двинул его в челюсть. Послышался странный сухой хруст, и в то же мгновение что-то ослепительно холодное пронзило его сквозь ребра. Замерев с открытым ртом, он все же нашел в себе силы всадить ребро стопы в низ корпуса противника. Глеб отлетел, выдернув нож из раны, и, упав на пол, еще несколько метров проехал по кафелю.

Олег почувствовал страшную дурноту и слабость. Руки, словно плети, висели по бокам.

Он осторожно сделал один шаг и замер. Годами тренированное чувство равновесия уберегло его от падения. Еще шаг, еще…

Когда он добрался до ближайшей двери, в глазах уже плавали оранжево-красные разводы. Губы спеклись, в горле пересохло. Теряя остатки сознания, Олег ухватился за дверную ручку, потом нажал на звонок…

Часть вторая В горах Афганистана

Глава первая

1

Пелена предвечернего зноя и легкая дымка раскаленной солнцем рыжей пыли… Все это стало привычным, как приглушенный хор звуков: издалека доносилось лязганье стальных траков и тяжелый рокот моторов броневых машин, им вторил басовитый шелестящий гул вертолетов.

Размеренно текли армейские будни в «учебке». Привычной была и окружающая, иссушенная азиатским солнцем панорама городка. Рядом, с плаца, раздавались хриплая брань раздраженных сержантов и ритмичное топанье тяжелых солдатских сапог. С незамощенной площадки в глубине двора слышался тихий говор курсантов: они на солнцепеке вяло разбирали и чистили ручные пулеметы. Из тренировочного городка резко звучали команды.

Олег перевернулся на спину и опустил веки. Душно. Чувствовал, как приятно вот так лежать на горячей плоской глиняной крыше, подставляя грудь местному знойному солнцу. Странно, что на гражданке он не сумел познать этого чуда и блаженства – беззаботного лежания, ощущения ленивого расслабления мышц. Теперь-то уж он отведал, что слаще этого ничего не бывает на свете.

Каким-то уголком сознания подумалось, что здесь он стал ближе к земле, к простым земным радостям и к простым мыслям. Меньше этих сложных заумствований и условностей, которыми была напичкана его городская жизнь. Свои – это те, кто одет в такую же, как и ты, форму, а что делать – подскажет устав, инструкция или приказ.

Даже с закрытыми глазами Олег мог безошибочно представить картину окружающего пейзажа. В замершем душном небе ни одного спасительного облачка, словно кто-то сгреб их с неба в кучу и унес. Но, если спустить взгляд ниже, становился ясным замысел небесного вора. Облака густой белизной были набросаны на хлопковые поля, что близко подступали к военному городку, и каждый кустик, каждая веточка держали в раскрывшихся коробочках белоснежные крохи. А иногда эти поля вдруг представлялись уже стосковавшемуся по русской зиме курсанту заваленными рассыпчатым снегом. Как будто ночью нежданно выпал, повалил он крупными хлопьями – искрящийся, танцующий, пронзительно-холодный… Но от горячего дыхания знойного ветерка видение, желанное и недостижимое, рассыпалось. Временами, когда с полей хлопчатника начинал крепко тянуть раскаленный и душный ветер, казалось, что они забрались со своим военным городком в чрево огромной разогретой духовки, если не в адское пекло.

«Хотя нет, – тут же одернул он себя, – не пекло. Есть места и похуже».

Все вокруг притихло, послушно и раболепно застыло под беспощадными лучами солнца. А небо, бездонно-синее небо, со своей вечной отрешенной прохладой, со своим далеким космическим холодом, было словно отрезано, отгорожено от этого клочка земли толстым, прозрачным и чуть дымчатым стеклом. Как будто гигантским стеклянным колпаком накрыли небольшой древний азиатский городок с его узкими кривыми улочками и единственным прямым новым проспектом в центре. Все вокруг – и ближайшие желтоватые сады, и просторный военный городок, и бескрайние поля хлопчатника, и даже те горы, что блекло-серыми, похожими на верблюжьи горбы, покатыми выступами вырисовывались вдали, а вместе с ними и далекие горные вершины с сахарно-белыми папахами на макушках, – кажется, дымилось от солнечного жара.