Призраки Востока

Знавал я одного предсказателя, который действительно верил в то, что его знания и способности позволяют предсказывать будущее. Эта вера возникла у него еще во время занятий древней китайской философией, то есть задолго до того, как он стал применять свои знания на практике. В молодости он служил одному весьма состоятельному даймё, но потом впал в отчаянную нужду, как и тысячи других самураев в эпоху политических и социальных перемен Мэйдзи. Вот тогда-то он и стал предсказателем, странствующим уранайя. Путешествуя по городам и весям, он редко возвращался к себе домой, пожалуй, не чаще раза в год, а в общем, как позволяли доходы от его трудов на поприще предсказаний. Между прочим, он был удачливым предсказателем, в основном, как я думаю, из-за своей искренности и чистосердечия, располагавших к нему большинство из тех, кто нуждался в его советах. Никаких оригинальных методов предсказаний у него не было, пользовался он старой гадательной книгой «И Цзин» , известной теперь уже и на Западе, и кувшином с табличками, на которых были изображены гексаграммы. Но каждое гадание он неизменно предварял истовой молитвой богам.

Систему предсказаний по «И Цзин» он считал непогрешимой при условии, что гаданием занимается мастер своего дела. Он признавал, что ошибся всего несколько раз, да и то лишь потому, что неправильно понимал кое-какие тексты или значение гексаграмм. Справедливости ради должен сказать, что мне он предсказывал будущее четыре раза, и предсказывал настолько точно, что я стал опасаться всяческих предсказаний вообще. Вы можете относиться к самой идее предсказаний как угодно, но почти в каждом из нас где-то очень глубоко коренится суеверное представление о мире, в котором предсказания возможны, и несколько положительных опытов вполне способны пробудить неразумную надежду или страх неудачи, обещанные вам каким-нибудь предсказателем. Знание своей судьбы ничего кроме несчастья человеку не сулит. Только представьте, что будет, если вы вдруг узнаете о неизбежной беде, поджидающей вас в ближайшие месяцы…

Предсказатель был уже стар, когда я познакомился с ним в Идзумо. Пожалуй, ему было за шестьдесят, хотя выглядел он моложе. Потом мы встречались в Осаке, Киото и Кобе. Не раз я приглашал его провести холодные зимние месяцы у меня дома (он был отменным знатоком традиций и мог бы помочь мне, как никто другой, в моих литературных трудах). Но то ли из-за привычки к бродячей жизни, то ли просто по склонности натуры сродни цыганской, больше чем на два дня мне его ни разу задержать у себя не удавалось.

Ближе к концу осени он неизменно появлялся в Токио. Пару недель бродил по городу, задерживаясь то в одном районе, то в другом, а потом опять пропадал надолго. Но перед уходом он никогда не забывал навестить меня, передать приветы от знакомых из Идзумо, подарить что-нибудь диковинное от святых мест, где ему довелось побывать недавно. Так что на несколько часов разговора я мог рассчитывать. Иногда мы говорили о необычных вещах, о том, что ему удалось услышать в своих странствиях, иногда обсуждали старинные легенды и народные поверья, а иногда разговор заходил о предсказаниях. При последней встрече он много рассказывал о китайском искусстве предсказаний, причем рассказывал с сожалением, поскольку считал, что никогда не постигнет его в должной мере.

– Каждый, кто постигнет искусство гадания, – говорил он, – сможет не только сказать тебе, когда вот этот столб рухнет оттого, что уже подгнил, но и сказать, в каком месте он сломается, и к чему это приведет. Вот я расскажу тебе одну историю…

Это история о знаменитом китайском предсказателе, которого мы в Японии зовем Шоко Сэдзу. Шоко уже в молодости занимал весьма видный пост, поскольку был умен и добродетелен не по годам. Но он оставил службу и стал отшельником, чтобы отдавать все свое время обучению искусству предсказаний. Годы и годы провел он в горной хижине, учась непрестанно, зимой без огня, летом без веера, записывая свои мысли на стенах лачуги – бумаги у него, конечно, не было. У него даже подушки не было, и спал он, положив под голову старый потрескавшийся кувшин.