Призраки Востока

В ответ Мин Ю показал подарки – льва из желтого жадеита и ларец из резного агата, а еще пергамент со стихами, сложенными госпожой Си, чем весьма удивил и отца, и господина Чанга. Оба сразу заметили, что старинные вещицы представляют огромную ценность. Можно было подумать, что они века провели в земле и лишь недавно явились на свет. Что же до мастерства, с которым они были исполнены, то повторить такое сейчас едва ли кому-нибудь под силу. Стихи, как и следовало ожидать, оказались подлинными шедеврами поэтического искусства, сложенными в стиле эпохи Тан.

– Пелу, друг мой, – обратился господин Чанг к отцу Мин Ю, – я считаю, что мы обязательно должны посмотреть на это место, о котором говорит ваш сын. Я не сомневаюсь, что он говорит правду, но предпочту поверить собственным глазам, поскольку пока я мало что понимаю в этой истории.

Итак, они решили вместе отправиться к дому госпожи Си.

* * *

Но когда они достигли наиболее тенистого места на дороге, где воздух был пропитан самыми сладостными ароматами, где мхи зеленели особенно ярко, а розовые абрикосы тут и там свисали прямо над головами, Мин Ю вгляделся в заросли и вскрикнул от ужаса. Там, где синяя черепица крыши сливалась с небом, теперь голубел лишь прозрачный осенний воздух; там, где зеленел резной фасад дома, теперь переливалось лишь золотистое море листвы, напоенное осенним светом, а на месте широкой террасы глаз едва различал древние руины. Подойдя ближе, спутники разглядели остатки надгробья, настолько заросшего мхом, что никаких знаков на нем уже и в помине не осталось. Прекрасный дом очаровательной госпожи Си бесследно исчез.

Внезапно господин Чанг хлопнул себя по лбу и, оборотясь к господину Пелу, прочитал известные стихи старинного поэта Чинг Ку: «И над могилой красавицы Си Тао, конечно, цвели абрикосы…»

– Пелу, друг мой, – продолжил господин Чанг, – а ведь красавица, которая околдовала твоего сына, та самая Си Тао, остатки надгробья которой мы видим здесь. Она ведь говорила, что вышла замуж за Пина? Нет такой семьи, зато в городе есть аллея Пин-Чанг! Во всем, что она говорила, кроются загадки. Она назвалась Си Мун Хьяо. Такого имени нет, но если сложить иероглифы мун и хьяо, получим иероглиф кьяо. Понимаешь? Аллея Пин-Чанг тянется по улице Кьяо. На ней в эпоху Тан жили самые известные куртизанки. Госпожа Си пела старинные песни? А на ларце, который она подарила твоему сыну, вырезаны иероглифы, означающие: «Подлинные предметы искусства, принадлежащие Цао из города Похай». Давно уже нет города Похай, но люди и сегодня помнят Цао Биня, правителя провинции Дзечоу и величайшего из поэтов. А когда он поселился в области Чу, разве не стала его фавориткой прекрасная куртизанка Си – Си Тао, самая изящная из всех женщин, живших в те времена? Вот он-то и подарил ей те свитки песен и прекрасные вещицы. Видно, Си Тао умерла не так, как многие другие. Праху ее давно положено исчезнуть, но что-то осталось в мире, тень ее все еще бродит в здешних абрикосовых садах.

Господин Чанг замолчал, и всех троих охватило странное мистическое чувство. Лесная зелень вдали сливалась в зеленую туманную дымку, и вся местность от этого становилась загадочно-прекрасной. Легкий ветерок прошелестел в кронах деревьев и оставил после себя тонкий аромат последних цветов, такой же едва ощутимый, какой остается на шелке давно неношеной одежды. Ветер взъерошил листья на деревьях, и они зашептали приглушенно: «Си Тао»…

* * *

Справедливо опасаясь за своего сына, господин Пелу через несколько дней отослал юношу в город Квангчуфу. Там, спустя годы, Мин Ю достиг высокого положения и снискал многие почести, благодаря своим знаниям и талантам. Там же он женился на дочери родовитого сановника и стал отцом сыновей и дочерей, отмеченных многочисленными достоинствами. Однако он так и не забыл госпожу Си Тао, хотя и не говорил о ней никогда, даже если дети просили рассказать, откуда взялись на его рабочем столе две изумительные вещицы: лев из желтого жадеита и резной агатовый ларец.

Звуки гонгов, звуки песен

Тем, кто строит мертвым дом…

Сказание о Чжи-нюй

В пространных комментариях к священной книге Лао-Цзы «Дао Дэ Цзин» мне попалась одна история, настолько старая, что имя ее автора безнадежно затерялось в глубине тысячелетий, но настолько красивая, что почти все китайцы помнят ее, как помнят молитву, заученную в детстве и остающуюся с человеком на протяжении всей жизни. Китайские источники не упоминают ни города, где случилась эта история, ни провинции, хотя подобное упущение – редкость даже в отношении самых древних повествований, и сообщают лишь имя героя – Тун Юн, и время действия – годы великой династии Хань. Таким образом, история эта случилась почти двадцать столетий назад.

* * *