Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Но затем общее настроение изменилось. В глазах многих Роган превратился в достойную сострадания жертву «произвола», и уже считалось хорошим тоном выразить свою солидарность с несчастным узником Бастилии. У дам вошло в моду украшать свои прически красно-желтыми лентами (сверху красный цвет, снизу желтый, что означало: кардинал на соломе, то есть в темнице). По свидетельству одного из современников, дамам весьма импонировало рыцарское поведение Рогана, который даже под бременем обрушившихся на него жестоких испытаний прежде всего позаботился о том, чтобы сжечь свою любовную переписку, которая могла бы скомпрометировать многих аристократок.

Такая внезапная перемена в умонастроениях оказала воздействие и на парламент, который хотя и кичился своей правовой независимостью от верховных властей, но склонен был пойти на любой компромисс, лишь бы сохранить популярность в народе.

Вполне можно предположить, что столь стремительный поворот общественного мнения на сто восемьдесят градусов произошел не без определенного давления свыше. И давление это скорее всего исходило со стороны двора и министров. В то время авторитет Марии Антуанетты уже заметно упал, однако подлинные недоброжелатели у нее были покамест только при дворе. Именно там находились все те, кто жаждал ее позора: это в первую очередь влиятельные тетушки Рогана мадам де Марсан, мадам де Брион и прочая его родня. Но были и враги более могущественные: например, министр финансов Калонн, который не мог простить Марии Антуанетте, что она противилась его назначению на этот пост; затем семья покойного премьер-министра Морепа, затаившая злобу на королеву еще с тех пор, как она намеревалась поставить во главе кабинета министров изгнанного Шуазеля.

А на заднем плане маячили еще более грозные противники, рассчитывавшие в случае падения Людовика XVI занять трон. Есть что-то фатальное в том, что в описываемый период в версальском дворце проживали три человека, которым после казни Людовика XVI суждено было поочередно взойти на французский престол: граф Прованский, правивший под именем Людовика XVIII; граф д’Артуа, ставший впоследствии Карлом X; и одиннадцатилетний герцог Шартрский, сын Филиппа Эгалите — впоследствии Луи Филипп, король-буржуа. Был еще и четвертый — совсем младенец, законный престолонаследник, ставший после гибели отца легитимным королем Людовиком XVII, но так и не вступивший на престол. Его судьба, окутанная тайной, теряется где-то в анналах революции.

Вдобавок ко всему церковные иерархи направили королю протест, требуя, чтобы Роган держал ответ перед высшей священнической коллегией, поскольку парламент не вправе судить князя церкви. Вмешался и папа римский, но когда ближе ознакомился с обстоятельствами дела, успокоился. А народ тем временем распевал язвительные частушки:

Мог бы милостивый папа
Простаку сказать: «Увы,
Не годится принцу шляпа,
Если принц без головы!»

Вскоре вышла на свободу мадам Калиостро, чья невиновность выяснилась еще в ходе следствия. Она первой из окружения Рогана покинула Бастилию. И тут окончательно стало ясно, насколько общественное мнение настроено в пользу Рогана и против королевы. Мадам Калиостро торжественно чествовали в самых аристократических салонах Парижа, у нее не было отбою от желающих засвидетельствовать свое почтение, и как-то раз она приняла за один день более трехсот визитеров.

А тем временем произошло радостное событие у другой симпатичной узницы Бастилии: Николь д’Олива произвела на свет крепенького малыша, которому при крещении дали имя Жан Батист Туссен. Его отец Туссен де Бозир без колебаний признал сына.

Наконец генеральный прокурор Жоли де Флери подготовил обвинительное заключение, которое было зачитано тридцатого мая. Прокурор потребовал графа де ла Мота (заочно) и Рето де Вилье приговорить к пожизненной каторге; графиню де ла Мот — к порке плетьми и клеймению раскаленным железом, а затем к пожизненному заключению в Сальпетриер; кардинала Рогана обязать, чтобы он перед судом признал свою вину в том, что, проявив излишнюю доверчивость, дал втянуть себя в эту авантюру, принял за чистую монету свидание в беседке Венеры и ввел в заблуждение ювелиров. После чего ему следует публично покаяться и попросить прощения у короля и королевы, а затем отказаться от всех должностей, раздать милостыню нищим и до конца жизни больше не появляться в королевских покоях.

Заключение Жоли де Флери снимает с кардинала обвинение в мошенничестве, но подчеркивает, что своими беспочвенными домыслами он оскорбил честь королевы и подорвал авторитет короля. Если подходить к делу со всей объективностью, выводы прокурора следует признать вполне справедливыми, а наказание, которое он потребовал для кардинала, — весьма мягким.