Читаем Призвание – режиссёр. Беседы с режиссёрами российского кино полностью

Любое кино на монтаже может измениться очень сильно. Главный герой может стать второстепенным персонажем, может даже измениться сюжет. Это вовсе не означает, что ты плохо снял и непонятно, как из этого собирать. Это нормальное, закономерное продолжение творческого процесса. Монтаж должен как бы выкристаллизовывать то, что было задумано и снято, – происходит поиск оптимального решения. Бывает, что начинаешь сходить с ума и производить совершенно абсурдные действия, например, выкидывать главные сцены из фильма, обыгрывать какие-то несуществующие линии. Нужно быть уверенным, что на уровне сценария все было прекрасно придумано и должно быть только так, как написано и снято. Необходимо пройти этап, когда эта болезнь отступает, посмотреть свежим взглядом на все и понять: нужно вернуться. Конечно, монтаж не может быть бесконечным, но он не должен быть и коротким. Нужно успеть в нем пройти какие-то этапы, когда ты не видишь вообще того, что есть в материале, хотя оно там существует. И когда ты уже через это прошел, посмотрел свежим взглядом и нащупал ключ, тогда и начинает все работать.

В конце пути я подключаю продюсера или Ирину Любарскую, нашего редактора постоянного. Еще, как правило, отцу показываю, друзьям, Лизе Головченко.

При этом, честно говоря, не помню ситуацию, когда после обсуждения с кем-то я бы подумал: «Да, точно. Надо так делать». Как правило, наоборот: все это лишь утверждает решения, которые были приняты. Какие-то вещи я так выверяю. Показать кино новому человеку – ответственное дело, так что сижу рядом и смотрю, сам начинаю как-то по-другому ощущать ритм. Когда сам монтируешь и нет никого рядом – это одно, а когда есть тот, кто сел с тобой рядом, ты начинаешь ощущать и чувствовать ритм.

Отец никогда не хвалит, он всегда ругает, ему все не так, все не то. Говорит, что я дурак и такой материал незачем сшивать: нужно все перемонтировать, все пересобрать. Мне это очень нравится. Когда он мне показывает свой монтаж, я тоже берусь за голову и думаю, как он вообще все это делает. Зачем? Не кричу на него, конечно, но говорю: «Пап, давай не так, а по-другому». И он, видимо, так же не прислушивается ко мне. Но мое мнение его подталкивает к убежденности в собственной правоте.

До недавнего момента не было такого, чтобы я по собственному решению что-то выбросил и потом об этом жалел. Но с фильмом «Подбросы» такая история случилась. Для финала сняли материал, и была, как мне казалось, потрясающая сцена. После того как мать выгнала героя из дома, он идет в прокуратуру, где рассказывает о том, что участвовал в коррупционной банде. Помощник генерала заводит героя в маленькую комнату с железной дверью, где долго держит парня за шею, прижимая к обшарпанной плиточной стене. И в какой-то момент комкает все, что тот написал в заявлении, и плюет ему в рот. Такая сцена очень сильного, жесткого унижения властью главного героя. Когда я это убирал, мне казалось, что в этом есть определенный перебор, это на грани. В сценарии был эффект, что он раскаивается в своих действиях и готов об этом заявить открыто. А в монтаже получилось, что он пошел всех закладывать. Это работало колоссально против героя, абсолютно пропадало подключение к нему, и я не понимал, как исправить сцену, как сделать ее так, чтобы не было этого эффекта. При монтаже можно переозвучить, поменять актеру весь текст, можно скрыться от каких-то крупностей, что-то поменять за кадром – то есть перепридумать кусок истории. В этом случае я не нашел, как это сделать. Фильм был закончен.

Решение пришло за два дня до показа на «Кинотавре». Я принимал финальный микс и вдруг нашел, как эту сцену сделать. Продюсеры мне даже говорили: «Давай, если хочешь, ты можешь это изменить. Это не так дорого стоит, это одна сцена». Можно было все это сделать уже после фестиваля. Но для меня недопустимы две версии фильма, когда он уже начал жить своей жизнью, начал существовать. То решение, которое было принято на монтаже, мне кажется неверным, но если фильм вышел, ты уже не в силах что-то изменить.

Одно из главных качеств режиссера – умение ждать

С профессией режиссера у меня ассоциируется дерзость, смелость, вкус и, наверное, терпение. Еще режиссер не должен бояться. Нельзя ни в коем случае останавливать себя. Когда кажется, что нужно идти вперед, – нужно идти, не боясь неизведанных зон, выхода за рамки комфорта, глупых правил в профессии, которых не существует. Почему-то в киношколе говорят: «Это нужно делать так». Нет никаких правил в кино, можно все, нужно все пробовать и нарушать правила. При этом, безусловно, не должно быть какого-то пьяного дебоша, когда в неадекватном состоянии разносишь все, что вокруг тебя существует.

Перейти на страницу:

Все книги серии Московская школа кино представляет

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное