Режиссер в хорошем смысле оплодотворяет группу идеями, своими эмоциями, чтобы все это перенести на экран. Вот в этом, мне видится, и есть магия кино. Помимо ремесленных понятных инструментов, которые можно измерить, есть еще неизмеримое вдохновение. Если оно отсутствует, то возникает тот же вопрос: можно ли снимать кино с «холодным носом»? Думаю, нет. По крайней мере, невозможно собрать команду единомышленников. Будет не команда, а набор инструментов.
Очень сложно отделить фальшь от не-фальши, когда глаз замыливается, потому что смотришь один и тот же кадр уже в тысячный раз. Сначала отсматривал рабочий материал, потом сделал черновой монтаж, затем занимался звуком, – это бесконечное перематывание одного и того же. Хорошо, что эта работа обычно в команде и с разными людьми. Они каждый раз подключаются на новом этапе: сначала оператор и художник, потом актер, и с ними заново переживаешь эту историю, смотришь на нее со стороны. Это как раз вдохновляет, если ты устал и происходит эмоциональное выгорание. Необходима обратная реакция. Ты питаешь людей – они тебя подпитывают.
Так называемое эмоциональное выгорание – на самом деле оправдание. Режиссер не имеет права выгорать, он берет на себя ответственность за то, что он пробежит эту дистанцию, ведь кино – это всегда марафон. Необходимо рассчитать силы, разбить сорок километров на маленькие сантиметровые участки, пробежать каждый из них и добраться все-таки до финиша. И при этом никто не должен видеть пот и слезы. Все должны увидеть кино.
Если человек обладает какой-никакой моралью, он будет стараться беречь своих близких. Это может быть киносемья или люди, никак не связанные с профессией, но режиссеру чем-то приходится платить. Нехорошо платить своими близкими. В этом смысле у каждого своя, наверное, расплата: у кого-то психосоматические болезни, у кого-то хроническая нищета или семейные проблемы, у некоторых – все вместе. Редко встретишь абсолютно счастливого режиссера. Скорее всего, ему не о чем снимать. Но это как раз к вопросу терпения, твердости духа. Бывают режиссеры, которые постоянно в работе, а есть те, кто снимает раз в пять лет, раз в 20 лет или один фильм за всю жизнь, но он входит в историю кино.
Нужно быть готовым не травмировать своих близких неудачами. Желательно как-то еще подстраховаться и расставить приоритеты. Я думаю, что приносить людей в жертву на алтарь искусства – это устаревшая позиция, что-то людоедское из прошлого века. Нет, так делать нельзя. Наверно, у каждого режиссера были такие ошибки, важно их осознавать. Каждый раз происходит ситуационное решение. Затем критически беспристрастный психологический разбор: был ли я прав в этот момент. То есть если выбрал работу, а в этот момент семье плохо, то, может быть, был какой-то другой выбор. Не всегда все однозначно – черное-белое. Кино – это производство, а значит, можно распланировать, иногда что-то перенести. В кино не так жестко, как в театре, где публика ждет и надо выйти со сломанной спиной, отыграть и умереть. В кино бывают такие ситуации, но, опять же, лучше жертвовать в этом смысле собой, а не другими. И то, думая о перспективе: кому нужен мертвый режиссер на площадке, у него ведь еще монтаж впереди.
Если во время съемки произошло так, что режиссер оказался в огне, загорелась его одежда, мне кажется, это, в общем, ничего, потому что его ошибка. Но если горит другой человек, а ты не останавливаешь сцену, а горит по-настоящему, – человек, не режиссер, должен сказать «стоп-мотор» и начать тушить. Режиссер должен быть прежде всего человеком и не имеет права провоцировать такие ситуации, когда человек входит в кадр, и мы знаем, что у него в этот момент загорится все по-настоящему. Думаю, если неправильно организовано производство, неверно выбраны артисты, если добиваешься от них эффекта прямым насилием, а не сотрудничеством, ты в чем-то ошибся.
Плюс-минус две склейки
Говорят, что фильм рождается третий раз на монтаже. Есть такой метод, я им никогда не пользовался. Мало того, когда мне предлагали, я говорил: «О’кей, забирайте рабочий материал, пробуйте, но я не готов в этом участвовать, потому что я что хотел, то и сделал». И у меня есть в этом плане учитель, мой отец. В анимации очень строгая дисциплина. Там нельзя свернуть, потому что взаимосвязаны звук, музыка, изображение. Нельзя двинуть туда-сюда, нельзя перекинуть сцены. Кино уже сложилось в голове, оно нарисовано в эскизах, надо это сделать, и сделать так, чтобы это ожило. Эта самодисциплина выкручивает мозги, чтобы добиваться от каждого кадра осмысленности, наполненности и работы на идею. Не позволяет думать, что потом в крайнем случае эти сцены перекину. Нет, ничего никуда не перекинешь.