Призвание – режиссёр. Беседы с режиссёрами российского кино

Благодаря видеомагнитофонам помню Формана, Кубрика и «Механический апельсин» – тоже очень яркие впечатления, как и «Пролетая над гнездом кукушки», «Амадей». Еще я благодарен видеомагнитофону, что в детстве был у меня Боб Фосс с фильмами «Кабаре» и «Весь этот джаз» и «Иисус Христос – суперзвезда» – работа канадского режиссера Нормана Джуисона. И вместе с этим еще и «Волосы». Было много мюзиклов. Дальше какие-то фильмы типа «Апокалипсис сегодня», потом видеосалоны и «Кровавый спорт», какой-то треш – низкосортное кино, «Эммануэль», но вместе с этим и шедевры начали появляться. Вот такой причудливый коктейль.

Кстати, интересно, что треш не отложился кинообразами. Впечатление осталось, скорее, о зрителях и своих ощущениях после фильмов, как выходили люди из видеосалонов и показывали приемы карате или как в кинотеатрах мужчины в возрасте за пятьдесят в шапках-ушанках днем смотрели эротическое кино. То есть интереснее контекст. Настоящее кино запоминается кадрами и каким-то своим подключением. Как аромат иногда в воздухе вдруг погружает в события минувших дней, вот так же и кино. Снова смотришь фильм, и вдруг проваливаешься в тот мир и испытываешь снова те же ощущения, которые испытывал во время прошлого просмотра.

Первый раз эмоционально подключить может все что угодно, особенно в подростковом возрасте. Помню, что смотрел в каком-то несознательном еще возрасте «Торпедоносцев», сидя с десертным ножом в руках, и представлял себя на фронте. Или гражданская война, какие-то матросы. «Мы из Кронштадта», матросы в белом падают со скалы. Или психическая атака в «Чапаеве». Сейчас не возникает желания пересматривать, но тогда это было мощнейшее впечатление. Психическую атаку я даже неоднократно рисовал в первом классе.

Очень хотелось в документальное кино

Очень комфортно чувствую себя в любых аспектах социального кино. Опыт телевизионной журналистики, наверное, позволяет отличать фальшь от лжи. Какое-то количество сотен или тысяч мини- и макси-интервью позволяет набрать некий человеческий материал. И режиссер, наверное, каннибал, в хорошем смысле: «ест» людей не буквально, а психологически. Можно «есть» и подавлять (человек знает, что его «едят»), а можно подпитывать друг друга, обмениваться энергией, набираться каких-то словечек, жестов и мини-историй, понимая, чем человек живет и дышит.

Конечно, для режиссера в этом смысле надо быть открытым и обязательно куда-то выходить из комнаты. Не имею в виду фестивали, если только не делаешь кино о богеме или о своем круге. Здорово бывать там, где еще не был. Я люблю ходить везде. Например, рассматривать городские граффити. Конечно, фестиваль – это всегда очень круто из-за возможности куда-то съездить, где не был, и посмотреть, как там люди живут. На это иногда обижаются организаторы фестивалей, потому что фестивальная тусовка не предполагает знакомство с жизнью вокруг. Чтобы увидеть, как живут люди, надо уйти чуть-чуть в сторону, сменить оптику, ракурс. Невозможно на одном и том же своем собственном багаже ехать вечно. Прожил, переварил и родил кино. Дальше нужен новый материал, который нужно переосмыслить, потому что идеи, по большому счету, должны быть одни и те же: за все хорошее против всего плохого, против насилия в семье, в мире. А чтобы был разный подход, наверное, надо периодически эмоционально подключаться к разным людям и принимать на себя обстоятельства их жизни.

Я всегда искал каких-то приключений. Благодаря профессии есть оправдание, почему хочется в каждую дырку влезть, носом поводить, понюхать, поглазеть. Когда я сейчас где-то брожу, то оправдываю себя тем, что выбираю натуру. Люди, которые любят оказываться в интересных местах, выбирают себе такие профессии, которые позволяют передвигаться. Это к слову о том, как я попал в режиссуру. Вообще, очень хотелось в документальное кино. В нем есть возможность знакомиться с новыми людьми, пространствами, животными, в целом с окружающим миром. Но так как на Высших курсах не было документального отделения, в том году оно закрылось, то пришлось пойти на игровое. И затянуло. Оказывается, игровое кино позволяет исследовать реальность ничуть не менее глубоко, чем документальное, и дает еще при этом пространство для фантазии.

После тележурналистики очень сложно снимать документальное кино. Есть такой этический барьер, потому что ты все время думаешь: где я выступаю в роли провокатора, организатора событий и как влияю на траекторию судьбы этих реальных людей? А когда работаешь в игровом кино с профессионалами, они как бы подписали некий контракт. Актеры понимают, что им придется пострадать за другого человека, и этических сомнений в этом смысле меньше.