Призванный хранить

Знакомый храм остался позади. Антон прошёл мимо него не задерживаясь, что было (он уже потом сообразил) безрассудством в высшей степени: тот лучник, что подстрелил Баттхара, мог опять залечь на излюбленное место, и никто не говорил, что та стрела была у него единственной. Но на этот раз обошлось. Селение на берегу реки Антон тоже обошёл стороной. Он видел копошившихся возле домов людей (некоторые поднимали головы, смотрели ему вслед, но никто не окликнул — у всех был полон рот забот), слышал мычание коров, блеяние овец и стук топоров: жизнь в разорённом селении снова мало-помалу входила в колею. Мелькнула где-то на задворках сознания мысль: а что, если войти сейчас в любой дом, сесть за стол, потребовать себе чугунок каши с мясом, вино и постель? И хозяйскую дочку под бочок? Интересно, вспомнят, что «желание гостя — закон», или драться полезут? Хорошо бы полезли драться: кулаки у Антона так и чесались. На душе было гадко — он пробовал уговаривать себя. (На что мне эта девчонка-замарашка? В любой студенческой общаге таких пруд пруди. А уж со Светочкой Аникеевой они вовсе рядом не стояли). Однако самопальный аутотренинг помогал неважно.

Он не заметил, как отдалился от реки. Теперь она шумела где-то в стороне, за соснами — не корабельными, конечно, но вполне приличными. Солнце рассеянно поглядывало сверху, сквозь кроны, и мягко стелился под ноги ковёр из прошлогодних иголок. Можно было запросто представить себя дома, где-нибудь в средней полосе, в пионерском лагере, куда родители отправляли на лето. Среди коричневых стволов выделялся один, зацепивший внимание своим угольно-чёрным цветом и тускло блестящей поверхностью. Это был врытый в землю столб-менгир — то ли место поклонения древним богам, жившим задолго до Христа, то ли памятник кому-то, то ли просто дорожный указатель. Антон читал о таких, но видел впервые.

Он забрал ещё вправо — и вскоре деревья расступились, открыв небольшую поляну на краю откоса. Внизу, метрах в двадцати, лежало неподвижное озеро с серовато-зелёной водой. К озеру вела узкая тропинка, прикрытая сверху смыкающимися кронами, — ни дать ни взять дорожка в таинственный между-мир, в сказку, рассказанную на ночь и придуманную едва ли не на ходу... Антон сбежал по тропе вниз и вышел на берег. Было пусто и тихо. (А ты что ожидал увидеть, хмыкнул он про себя. Толпу отдыхающих с детьми, собаками и китайскими термосами?)

На всякий случай он внимательно осмотрелся. Но здешнее озеро выглядело мирно и неопасно: ни лягушек, ни змей, ни даже высокого камыша, где могла бы залечь засада. Прямо-таки Женева, усмехнулся Антон, скидывая одежду.

...Он плыл на спине, лениво загребая руками, точно колёсный пароход, стараясь держаться поближе к берегу, где бил из-под воды тёплый ключ. Кровь постепенно отливала от головы, сделалось легко и бездумно. Интересно, водится ли здесь рыба? Он знал, что в быстрых горных реках живёт только «царская рыба» форель — та, что, говорят, умеет подниматься даже по порогам против течения. Здесь, в озере, наверное, тоже... Однако форель хитра, профану в руки не пойдёт...

Когда-нибудь я буду вспоминать это озеро, подумал он. Я буду трястись в переполненном автобусе, или скучать на лекции, или валяться дома на диване перед телевизором... Всё в этом мире рано или поздно заканчивается — и это моё странное путешествие в том числе. (Ох, хотелось бы верить!) Только память останется — о тех, кто был мне дорог. Кто заслонял меня собой и кого заслонял я. И об аланской девушке со светло-карими глазами — мастерице стрелять из лука...

Наплававшись вдосталь, он повернул к берегу. Нащупал ногами каменистое дно, поднял голову. И увидел Асмик.

На ней было вышитое платье ниже коленей и ожерелье, доставшееся от матери, — только теперь до Антона дошло, почему они были так похожи — Асмик и та женщина с фрески.

Они молча и неотрывно смотрели друг на друга: девушка, стоя на берегу, словно юная языческая богиня, подсвеченная со спины предвечерним солнцем, и Антон, стоя в воде и ощущая, как лицо покрывается пурпурной краской. Прошла, наверное, минута. А может, полчаса. Наконец Антон с усилием разлепил губы и глупо спросил:

— А где этот... лекарский ученик?

— Недавно уехал, — равнодушно ответила она.

Антон замолчал. Он абсолютно не представлял себе, что делать дальше. И о чём говорить, то есть на языке вертелась добрая дюжина вопросов, самым банальным из которых был: «Он что, приставал к тебе?» Однако язык почему-то отказывался служить.

А потом все мысли разом пропали. Асмик плавно завела руки за голову, ожерелье на её шее вдруг вытянулось в сверкающую разноцветную нить и упало к её ногам. Потом туда же, на траву, медленно и невесомо упало платье — словно подстреленный охотниками лебедь. Асмик переступила через него и спокойно, без всплеска, вошла в воду.