Призванный хранить

Так что генетическая память благополучно помалкивала, и немец-«эдельвейс» отнюдь не ассоциировался с врагом. Романтическая натура Светочка даже повлажнела глазами (правда, тем и ограничилась: берегла французскую тушь), раздумывая про себя, каким покойный был при жизни. Наверняка блондин с голубыми глазами. Наверняка высокий, с широкой безволосой грудью и восхитительно мужественным подбородком, раздвоенным, как ледник Сванетский Асмаши...

Они осторожно сняли его с верёвки и уложили на лёд, предварительно освободив от рюкзака и автомата. Тело было совсем лёгким — вряд ли оно весило больше, чем рюкзак. Они опасались даже, как бы оно не рассыпалось... Нет, не рассыпалось: лежало у ног смирно и тихо, сложив на грудной клетке высохшие кисти, похожие на птичьи лапки. Казбек пошарил у него в нагрудном кармане и извлёк на свет некий тёмный отсыревший комок. Положил себе на ладонь и бережно разгладил — комок постепенно превратился в плохо сохранившееся удостоверение с едва проступающим орлом на обложке. Орёл держал в лапах свастику.

Чернила внутри давно расплылись, лишь несколько букв с трудом, но ещё можно было разобрать.

— Обер... — пробормотал Казбек, вчитываясь в текст. — Обер... Не пойму. Видимо, лейтенант. Арик Вазен или Вейзен... Группа армий «А»... Zebensmittel... Ага, поставлен на пищевое довольствие... Дальше неразборчиво. А это, наверное, его невеста. Какая-нибудь Марта-Бригитта-Кэтрин-Клара. Идиот, кто же таскает фотографию своей девушки по вражеским тылам?

— Дай посмотреть, — живо заинтересовалась Светка, лет с десяти не терпевшая выпадать из центра всеобщего внимания. — Да, не хай-класс. Ротик маловат, лоб слишком выпуклый (глаза, правда, неплохи). Никогда не думала, что арийки выглядят точь-в-точь как наши девчонки из провинции. Вот руку на отсечение могла бы отдать, что она из русских!

— Перестань, — поморщился Антон. Ему вдруг стало неприятно. — Давай положим назад.

— Почему? — Светка немедленно надула губки.

— Да как-то... Будто в замочную скважину подглядываем.

Он отошёл к краю ледника, высматривая что-то у кромки скал — там, на границе льда, была неширокая полоска каменистой земли.

— Ты что? — спросил Казбек.

— Похоронить бы, — задумчиво отозвался Антон. — Вон там можно могилу выкопать. У тебя вроде была сапёрная лопатка?

— Вот ещё! — вдруг яростно встрял Паша Климкин. — Стану я возиться со всяким фашистом!

— Тебя никто и не просит, — отмахнулся Казбек и тут же с сомнением почесал затылок. — С одной стороны, Пашка прав: фриц — он и есть фриц. Мой дед, кстати, воевал с ними на Кавказе. А с другой — как-то не по-людски оставлять его здесь. Вроде не по-христиански... И потом, вряд ли этот парень эсэсовец: обычный солдатик, приказали — он и припёрся сюда, сам не зная зачем... Ладно, решено, я беру лопату. Антон, поможешь?

Могила получилась неглубокой, но глубокая здесь и не требовалась. Немца опустили на дно и молча постояли вокруг. Антон нагнулся и отцепил от обвязки «эдельвейса» страховочный карабин. Карабин, украшенный эмблемой фирмы «Капитан Крок», даже не заржавел и выглядел почти как новый. Антон вопросительно посмотрел на Казбека. Тот согласно кивнул.

— Возьми на память. В этих местах, говорят, кое-кто находил целые подземные склады — верёвки в специальных чехлах, обмундирование, ботинки с триконями, крючья, ледорубы — все целёхонькое, и качество получше, чем у современных фирм. Умели фрицы делать снаряжение, этого не отнимешь.

Он подобрал комок земли и бросил вниз.

— Надо бы мне тебя ненавидеть, — произнёс он медленно. — Ты ведь дрался тут, в Приэльбрусье, против моего деда — может быть, именно твоя пуля его и убила. Или наоборот, его пуля — тебя... Теперь уж не важно. Покойся с миром!

— Покойся с миром, — тихо сказала Дина.

— Чёрт с тобой, немчура, — нехотя повторил Паша Климкин. — Покойся с миром.

И вдруг хлопнул себя по лбу:

— А про рюкзак-то его мы забыли!

— Иди принеси. Кстати, посмотри, что в нём. Только ничего не бери.

— Это почему?

Казбек пожал плечами.

— Мы же не мародёры.

— «Не мародёры», — буркнул Пашка себе под нос. — Как Антону — так целый карабин, а как мне — так «ничего не трогай»...

Он подошёл к ни в чём не повинному рюкзаку «эдельвейса» и в сердцах пнул его ногой. (Повинному, повинному, злорадно подумал он. Нечего было таскаться у фашиста за спиной по нашим горам!) И — когда-то прочная, а ныне старая и ветхая ткань не выдержала и расползлась по шву...

— Ни хрена себе, — пробормотал Паша, присаживаясь на корточки.

Он вдруг ощутил непонятную слабость в коленках, будто после затяжного спуска (кто бывал в горах, тот знает: спуск изматывает гораздо сильнее подъёма).

Ни хрена же себе...