— Подождите! Не режьте меня! Давайте лучше… Давайте я вам лучше почитаю стихи!
— Стихи? — Зайцевы перестали лезть на ящики. — А ты хорошо читаешь? — по всему было видно, что мое предложение их заинтересовало.
— Неплохо, — скромно ответил я. — В прошлом году на краевом смотре-конкурсе художественных чтецов занял четвертое место.
— Да?
— Хорошее стихотворение, одного поэта из Ливерпуля. То есть, из Пензы.
— Ладно, валяй, — разрешили Головорезы, снова усаживаясь на яблочный ящик.
— «Никуда из Ниоткуда» называется, — я встал на ящиках в полный рост и немного задевал головой трехрожковую люстру. Но это мне было на руку.
Дочитав до конца, я схватился за рожок люстры, оттолкнулся от ящиков (они с грохотом рухнули на пол) и… взлетел!
— Лови его! Держи хулигана! — завопили Головорезы. — Утекает!
Летел я недолго.
Долетев до шифоньера, я уже собирался на него спрыгнуть и по верхам добраться до коридора, но промахнулся.
Я промахнулся и вместо того, чтобы с честью выйти из затруднительного положения, я бумкнулся лбом об лакированную дверцу, шмякнулся на пол и опять потерял сознание.
На сей раз вот так:
Глава 17
Плен (все еще квартира № 17)
Когда я очнулся, то был уже связан. Что ж, я привыкший.
Я мысленно прикинул, итак: за этот сумасшедший вечер меня связывали уже во второй раз. А сознание я теряю — в третий. Значит, если так пойдет и дальше, сознание может потеряться бесповоротно и окончательно.
И что тогда? Как же я тогда буду жить без сознания? Ну уж нет, спасибочки! Без сознания я жить не согласен. Без сознания я буду, как какой-нибудь баклажан на грядке. Тебя поливают — ты расти. Ты вырос — тебя съели. Впредь надо быть аккуратнее.
Я огляделся, но ничего не увидел. В помещении было темно.
Я попробовал пошевелиться, и у меня получилось. Головорезы недооценили меня — связали не очень крепко. Мне удалось высвободить правую руку и почесаться. У меня ужасно чесался нос.
Начесавшись, я стал прикидывать, как лучше быть. Зайцевы сказали, что Фома у них, а значит…
В уголке кто-то чихнул.
— Будьте здоровы! — сказал я автоматически.
Полутона этого чиха мне показались немного знакомыми…
— Спасибо, — поблагодарили из уголка голосом Фомы Фомича.
Я был потрясен!
— Фома Фомич? Это ты? — девчачьим от волнения голосом спросил я.
— Да,
Теперь я был уверен на все сто, что это мой Фома Фомич! Мой дорогой пушистый хомяк! Это был его голос, меня не проведешь! Только чуточку охрипший — наверное, он простыл у этих дурацких Зайцевых!
— Фома, наконец-то я тебя нашел! — закричал я шепотом, порываясь встать, но упал.
Я упал и пополз. Я полз по шмякающему полу, устланному гнилыми банановыми шкурками, навстречу моему хомяку и спасителю.
— Осторожно, тут Зайцевы кругом, — предупредил Фома Фомич, и мне стало ясно, что я ему не безразличен.
Я дополз до уголка и стал шарить по нему свободной рукой:
— Где ты? Я тебя не нащупываю.
— Да тут
— Вроде бы нет, — я прислушался к своему телу.
Все в порядке. — А тебя?!
— И
— Фома, прости меня за колесо, — сказал я. — Я как лучше хотел. Я же не знал, что оно Колесо этого… Пространства и Времени…
— Не знал он! — фыркнул хомяк. — В следующий раз не надо лезть, куда не надо. Ты, кстати, как
— В смысле, ТЕБЯ? — переспросил я. — Я на запах шел, за зайчиками. Чисто интуитивно. А как к Зайцевым угодил, так сразу все понял. Мне все кругом твердили, что ты сбежал. Но я не верил. Ведь ты не мог! Это же Зайцевы тебя, да? Похитили?
— Похитили, похитили, если тебе так больше нравится. Только от этого не легче.
— Это точно… — я вздохнул. — Домой так хочется! Морковка сказала, что ты знаешь, как домой вернуться…
—
— Погоди, я что-то не пойму. Почему ты себя на ты называешь? — у меня внутри шевельнулась нехорошая иголочка.
— И ничего
Что-то мне все это не нравилось.
— Фома, давай начистоту. Тебе известно, как мы можем попасть домой?
— В каком смысле? Мы и так дома.
Я лично никуда попадать не намерен. Мне и тут хорошо.