-- Эта вѣра вообще вещь довольно рѣдкая, какъ у Израиля, такъ и гдѣ бы то ни было, сказалъ господинъ Вольнофъ.
-- Поѣдете ли вы?...
-- Сію минуту, милостивая государыня.
-- Ахъ, Боже мой, опять тѣ же шутки! Я хотѣла сказать: въ самомъ ли дѣлѣ поѣдете вы въ Долланъ?
-- Теперь ужь мнѣ нельзя не ѣхать, даже и въ такомъ случаѣ, еслибъ у меня не было картины, которую я долженъ написать.
-- Зачѣмъ?
-- Чтобъ возвратить себѣ вѣру въ человѣчество, по крайней мѣрѣ въ ту часть его, которая всего важнѣе для меня, въ самаго себя, возразилъ Готтгольдъ съ улыбкой, иронія которой не скрылась отъ господина Вольнофа.
-- Я чрезвычайно недоволенъ тобою, сказалъ этотъ послѣдній, возвратившись въ комнату послѣ того, какъ проводилъ Готтгольда до входа въ домъ.
-- Мною?
-- Что долженъ думать обо мнѣ этотъ человѣкъ! За какого навязчиваго и неловкаго знакомаго долженъ онъ считать меня! Это истинное счастье, что я не пошелъ дальше!
-- Но что же я такое сдѣлала?
-- Зачѣмъ не разсказала мнѣ эту знаменитую исторію молодости, изъ которой однакоже ясно видно, что онъ любилъ, да вѣроятно и теперь еще любитъ твою пріятельницу Цецилію, какъ ты называешь ее, хотя я никогда еще не видалъ ничего такого, что свидѣтельствовало бы объ этой дружбѣ?
-- Ты въ самомъ дѣлѣ думаешь это? вскричала госпожа Вольнофъ, вскакивая и обнимая своего супруга; -- ты въ самомъ дѣлѣ думаешь это? Онъ тебѣ это сказалъ?
Господинъ Вольнофъ долженъ былъ, не смотря на всю свою досаду, улыбнуться.
-- Меня-то, конечно, онъ выберетъ въ повѣренные тогда только, когда не найдетъ никого другаго,-- въ особенности теперь, когда я, глупый малый, цѣлый часъ толокъ подлѣ него воду въ ступѣ.
-- Воду въ ступѣ? право, я не понимаю тебя, Эмиль.
-- Не понимаешь меня? Боже праведный! Какъ трудно даются женщинамъ такія дѣла, которыя однакоже имъ угодно называть своими! Не понимаешь меня? Ну такъ могу увѣрить тебя, что этотъ сумасбродъ вполнѣ понялъ тебя и завтра чуть-свѣтъ будетъ на дорогѣ въ Долланъ.
-- Ну, въ этомъ я не вижу никакого особеннаго несчастія, сказала госпожа Вольнофъ.-- Почему бы имъ не увидаться опять, послѣ столькихъ лѣтъ, еслибъ даже они и дѣйствительно любили другъ друга? Я отъ души желаю этого бѣдной Цециліи; она такъ сильно нуждается въ утѣшеніи.
-- Такъ же какъ ея достойный супругъ въ деньгахъ! послѣзавтра послѣдній срокъ его векселю въ пять тысячъ талеровъ, который ассигнованъ на меня. Можетъ быть, онъ поможетъ обоимъ, вѣдь онъ человѣкъ со средствами.
-- Ахъ, Эмиль, ты несносенъ съ своею вѣчной прозой.
-- Я никогда не обѣщалъ тебѣ, что ты будешь имѣть во мнѣ поэта.
-- Это извѣстно небу.
-- Мнѣ хотѣлось бы лучше, чтобъ это было извѣстно тебѣ.
-- Эмиль!
-- Извини пожалуйста! Право, я такъ раздраженъ, что становлюсь золъ. Но такъ бываетъ всегда, когда мы вмѣшиваемся въ дѣла постороннихъ людей. Оставимъ же глупцовъ дѣлать что имъ угодно, а прежде всего пойдемъ спать!
V.
Когда Готтгольдъ послѣ мучительной безпокойной ночи проснулся вдругъ отъ своего тяжелаго утренняго сна, солнце уже около часу свѣтило въ его комнату черезъ бѣлыя тюлевыя занавѣси. "Слава Богу," сказалъ онъ громко,-- утро пришло, а утро конечно все исправило."