Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)

-- Уже?! вскричала госпожа Вольнофъ.-- Э, да я никогда иначе не думала и не чувствовала; я всегда была противъ него и дѣйствительно имѣю причины на это. Желала бы я знать, чтобы было со мною въ танцклассахъ, если бы вы не вступились тогда за меня. Я никогда не забуду вамъ этого и это было тѣмъ благороднѣе съ вашей стороны, что я не имѣла никакого значенія для васъ и вы мечтали о прекрасной Цециліи, за что я тоже никогда не осуждала васъ.

-- Боюсь, не напрасно ли сталъ бы я противорѣчить вамъ.

-- Совершенно напрасно! Я какъ будто бы теперь вижу, какъ вы, сидя подлѣ меня, вдругъ вскочили со стула, блѣднѣя отъ гнѣва и дрожа всѣми членами, когда Карлъ Брандовъ поцѣловалъ Цецилію, а она залилась слезами.

-- Да какже мнѣ было не разсердиться? вскричалъ Готгольдъ.-- Мы, молодые люди, согласились, чтобы въ играхъ въ фанты, послѣ урока, предписавшіеся поцалуи ограничивались поцѣлуями руки. Всѣ обязались исполнять это, и Карлъ Брандовъ тоже, и до тѣхъ же поръ договоръ ненарушимо сохранялся. Я былъ въ своемъ правѣ, когда не захотѣлъ терпѣть и оставлять безнаказаннымъ это дерзкое нарушеніе договора,-- вдвойнѣ въ своемъ правѣ, такъ какъ а уже съ годъ бывалъ такъ часто съ Куртомъ въ Долланѣ и такъ подружился съ братомъ и сестрой; кромѣ того Куртъ, какъ вы должны помнить, не захотѣлъ но свойственной ему лѣности принимать участіе въ танцклассахъ, и такимъ образомъ я смотрѣлъ на себя, какъ на вполнѣ аккредитованнаго защитника своей пріятельницы. Въ то время Куртъ, котораго я насилу перетащилъ въ первый классъ, приготовляя его къ экзамену, былъ на худомъ счету у учителей; явное нарушеніе мира могло навлечь-ему изгнаніе, и наконецъ, признаюсь откровенно: я думалъ что Карлъ Брандовъ, дѣлая это, имѣлъ въ виду меня, что онъ хотѣлъ оскорбить меня своего дерзостію, вызвать меня, чтобъ я поднялъ перчатку и рѣшилъ за Курта, какъ онъ заступилъ въ тотъ день меня. Это все юношеское сумазбродство, дорогіе мои друзья; я и теперь еще краснѣю, когда подумаю объ этомъ, потому-то и раскажу какъ можно короче то, что мнѣ еще остается сказать.

Приготовленія къ дуэли -- потому-что для гордыхъ первокласниковъ это, само собою разумѣется, должно было быть настоящею дуэлью, продолжалъ Готтгольдъ,-- дѣлались со всевозможною таинственностью. Одни только участники, то есть пауканты и секунданты -- извините за классическія выраженія -- знали о назначенномъ для нея мѣстѣ да времени. Достать оружіе было намъ легко, потому-что, не смотря на строжайшее запрещеніе, у насъ существовало около полдюжины паръ эспадроновъ. Одна изъ нихъ принадлежала Карлу Брандову, и его друзья разсказывали чудеса о его ловкости; но и Куртъ также былъ счастливымъ владѣльцемъ двухъ добрыхъ клинковъ, страшнымъ шумомъ которыхъ мы часто нарушали въ Долланѣ тишину лѣса. У меня былъ острый глазъ и, не смотря на мои пятнадцать лѣтъ, твердая рука, и Карлъ Брандовъ должно быть не мало удивился, найдя, въ рѣшительную минуту, презираемаго соперника такъ хорошо вооруженнымъ. Покрайней мѣрѣ онъ съ каждою минутою дѣлался все безпокойнѣе и пылче и далъ мнѣ такимъ образомъ, не смотря на то, что онъ дѣйствительно былъ сильнѣе меня, возможность не только отражать его удары, но даже перейдти къ нападенію и дать ему въ плечо ударъ квартою, такъ что изъ рукава у него показалась кровь. Секунданты закричали "стой!" Я тотчасъ-же опустилъ мой шлегеръ, но онъ, взбѣшенный случившимся съ нимъ несчастіемъ, не слыхалъ этого крика, не видалъ моего движенія, точно такъ же какъ я не видалъ и не слыхалъ ничего изъ того, что происходило со мной въ слѣдующіе четыре недѣли.

-- Онъ вѣдь, говорятъ, ударилъ два раза, сказала госпожа Вольнофъ,-- въ послѣдній разъ, когда вы уже лежали на землѣ?

-- Я не вѣрю этому, я никогда не повѣрю этому, возразилъ Готтгольдъ; -- да и наши секунданты вѣроятно растерялись и не могли потомъ сказать навѣрное, какъ происходило это дѣло. Но теперь, милостивая государыня и любезный господинъ Вольнофъ, я начинаю бояться, не истощилъ ли я вашего терпѣнія, и думаю проститься съ вами. Боже мой! Уже двѣнадцать часовъ! Это непростительно!

-- Я готова бы слушать всю ночь, сказала госпожа Вольнофъ, съ глубокимъ вздохомъ, тоже вставая, но медленно, со стула.-- Ахъ молодость, молодость! все же таки хоть разъ въ жизни, а человѣкъ бываетъ молодъ.

-- И слава Богу, сказалъ весело Готтгольдъ,-- иначе ему пришлось бы дѣлать свои глупости по два раза.

-- Кто настолько старъ, что безопасенъ отъ глупостей? сказалъ господинъ Вольнофъ, съ серіозной улыбкой.

-- Ты! вскричала госпожа Вольнофъ, обнимая своего мужа.-- Ты слишкомъ старъ и слишкомъ золъ! Вѣдь надобно чтобъ человѣкъ былъ не только молодъ, но также и добръ, какъ нашъ другъ, чтобы получить такое плохое вознагражденіе за свою доброту. Воображаю, что у васъ было на сердцѣ, когда Цецилія выходила замужъ за этого Брандова! Это нѣжное, милое, семнадцатилѣтнее созданіе такому человѣку! Ахъ, вотъ при видѣ-то подобныхъ вещей и утрачивается, говорятъ, навсегда вѣра въ людей.