Про Дуньку, которую знали все

Дунька хлопала длинными ресницами и злорадно молчала. Неужели завуч и правда сомневается? Неужели думает, что такое можно сделать случайно?

— Ты что, садистка? Тебе хорошо, когда другому больно?! — продолжала орать та.

Дунька, прикинувшись дурочкой, опять пожала плечами. При чём здесь «садистка»? Что, она пытала кого-нибудь? Или иглы под ногти загоняла? Подумаешь, какой-то сопляк растянулся на полу! Ну а суп и пюре с пола техничка уберёт. Зато ребят позабавила. Вон как в кулак фыркали все. И другим неповадно будет. Пусть расступаются, когда она, Дунька Цыганова, идёт. А этот шкет пёр как танк со своим подносом!

Завуч погрозилась написать замечание в дневник. Вот напугала! Да у неё, Дуньки, уже не дневник, а «книга отзывов». Оценок не видно. Все страницы красной пастой исчирканы, и всё с восклицательными знаками. Будто мать в её рюкзаке рыться будет. Больно ей нужно! У неё другим голова забита: как бы Дуньку на выходные к бабе Зое сбагрить да к хахалю своему убежать.

Бабе Зое Дунька не вредила. И с бабой Зоей Дуньке было всегда интересно. Та ей всё про свою жизнь рассказывала. А сколько она знала пословиц и поговорок! У неё даже такая книжка была: «Пословицы и поговорки». Оставаясь у бабы Зои на ночлег, Дунька любила разбирать эти пословицы перед сном. И баба Зоя не уставала их комментировать. Дунька любила разрывать эти пословицы и переделывать на свой лад, например: «Не плюй в колодец — вылетит, не поймаешь!» Или: «Тише едешь — дело мастера боится». Баба Зоя всегда от души хохотала над этими её каламбурами. И соглашалась, что в этом есть своя логика.

Дунька могла слушать бабу Зою часами. И всегда беспрекословно выполняла всё, о чём та просила, лишь бы баба Зоя, не прерываясь, рассказывала дальше. И полы ей в кухне вымоет, и грязную посуду после ужина, и постель за собой уберёт. Когда баба Зоя об этом матери рассказывала, та не верила. Это было видно по её удивлённым глазам.

— И она вам не хамит? Не отговаривается? — изумлённо взлетали вверх её тоненькие брови.

— Ещё чего! — улыбалась баба Зоя. — Скажешь тоже! С чего это вдруг она будет мне хамить? Правда, Дуняша? — ласково гладила она Дуньку по голове.

Дунька исподтишка показывала матери язык и корчила рожи: мол, что, наелась?

— Убери свою лопату! — легонько щёлкала её рукой по губам мать. И говорила бабе Зое: — Вы, Зоя Филипповна, пожалуй, единственный человек, от которого я слышу добрые слова в адрес этой хулиганки.

— Ну, не знаю, — качала головой та. — Ребёнок как ребёнок. Многое и от нас, взрослых, зависит.

А потом в жизни Дуньки появился отчим. Валерка, как она и в глаза, и за глаза называла его, был мужиком сильным и красивым. Войдя к ним в квартиру, дружелюбно протянул ей руку:

— Давай, Дуняша, знакомиться. Меня зовут дядя Валера. Я буду жить с вами. Буду тебе вместо отца.

Но Дунька руку ему не подала, демонстративно спрятала её за спину. Презрительно скривив губы, сурово взглянула на мать. Лицо у той было напряжённым и бледным. И даже мышца под глазом нервно дёргалась. На помощь пришёл Валерка, стал снимать с матери пальто. Будто сама она этого делать не умела. Дунька прошила спину матери вопросом:

— А чего ты меня не спросила? Может, я не хочу, чтобы с нами жил какой-то чужой мужик! Или ему жить негде?!

Мать и Валерка многозначительно переглянулись.

— Вот что, Дуня, — вместо матери твёрдым голосом заявил ей Валерка, — мы люди взрослые, сами приняли это решение. И ссориться с нами тебе не советую!

— А я не тебя спрашиваю! — огрызнулась Дунька. — Пусть она ответит! У неё что, язык отсох?!

— Дуня! Прекрати!! — вдруг обрела голос мать.

Валерка прижал палец к губам:

— Ш-ш-ш! А ну-ка, девочки мои, не ссорьтесь! Что за шум и гам тут подняли? Мужчина — главный в доме. С сегодняшнего дня будете слушаться меня! — И крепко взял Дуньку за руку. — Не хочешь доброго разговора — иди в свою комнату и делай уроки. Пошли, Раечка, на кухню. Что-то я проголодался.

Дунька посмотрела на свою руку, на которой отпечатались следы от его цепких пальцев, и впервые растерялась, не зная, что же ей делать дальше. Это нужно было, как говорят пацаны, «обмозговать». Дунька плюхнулась на постель поверх одеяла и задумалась. Ничего хорошего события эти не предвещали. Плясать под её, Дунькину, дудку этот Валерка вряд ли будет.

Перед ужином мать заглянула в её комнату.

— Дуняша! Ужинать! Твои любимые оладьи со сметаной.

Дунька скользнула по ней равнодушным взглядом, но даже не пошевелилась. Слышала, как мать с Валеркой о чём-то беспечно болтали. Из кухни доносился аппетитный аромат. Она поднялась, зачем-то потёрла ладони и решительно пошла на кухню.

— Приятного аппетита! — дружески улыбаясь, подмигнул ей Валерка.