Про Кешу, рядового Князя

– Мы с солдатами не знакомимся, – хихикает другая.

– Они все хвастуны и глупые обманщики! – добавляет первая, и девчонки ускоряют шаг.

– А у вас все подруги такие дурочки? – кричит вдогонку Князь.

– Чего орешь, люди кругом! – одергивает его Калинкин.

– Ты откуда такой образцово-показательный взялся? – поворачивается к нему Кеша. – Уйди, от тебя инструкциями пахнет!

– А ты не приставай к прохожим.

– Какие ж это прохожие? – удивляется Князь. – Это девочки, темнота! Слыхал про таких?

– Ладно, хватит выпендриваться.

Идут дальше. Одна улица, другая. Кеша смирно пропускает мимо себя даже самых хорошеньких девушек, потому что думает теперь о Жене.

– А вон и школа! – обрадовано говорит он, увидев вдали двухэтажное здание. Такое может принадлежать только школе.

Школа стоит среди длинных одноэтажных домов щитового типа. Многие из них без оград и палисадов. Стоят, как босиком.

– Ясно, – заключает Калинкин. – Успел с какой-нибудь школьницей познакомиться.

– Было дело, – самодовольно отвечает Кеша. – Только ты никому, понял?

– Шустряк... Где ж ты с ней познакомился?

– На губе сидел и познакомился.

– Чего?! Откуда на губе школьницы?

– Ты хороший парень, Миша, но думаешь не тем местом, – снисходительно замечает Кеша. – Она мимо шла, когда я изображал экскаватор. Теперь понял?

Калинкин не очень понял, но уточнять не стал.

– Давай зайдем в школу, – предлагает Кеша. – Скажем, что мы шефы, проведать, мол, пришли.

– Ты что?! Кто нас уполномочивал?

– Так и знал, что струсишь. Какие тебе еще полномочия?

– Это же авантюра.

– Миша, ты комсомолец? – спрашивает Кеша, делая вид, что у него лопается терпение. – Значит обязан проявить инициативу! Ты просто не имеешь права не пойти сейчас и не проверить дневники у подшефных пионеров!

– В школу я не пойду, ясно?

– Черт с тобой, не ходи! Я расскажу Марфутину, как ты мою инициативу на корню загубил. Я потребую, чтобы тебя на комсомольском собрании пропесочили, вот увидишь.

– А я расскажу, из-за кого ты хотел в школу проникнуть.

– Ну и что тут такого? Да тебя на смех поднимут, животики над тобой порвут! В общем так: если ты не пойдешь со мной к подшефным, я заявляю о тебе в комсомольскую организацию, и тебя наказывают за подавление моей здоровой инициативы. Считаю до трех.

– Считай хоть до тысячи – в школу я не пойду. И вообще ты трепло!

Кеша действительно хватил лишку, и оба они теперь идут молча. Калинкин сосредоточенно хмурит брови, глядя на циферблат часов.

– Князь, ты зря распинался, – говорит он. – Через десять-пятнадцать минут закончатся уроки, я высчитал.

– Тогда все в порядке, шефство откладываем!

К солдатам подходит чумазый пацан лет шести.

– Здравия желания! – шепелявит он, приставив ладошку к уху.

– Здорово, короед! – отвечает Кеша. – Ты откуда такой?

– Ниоткуда. Дай звездочку.

Одет мальчишка плохо. На ногах – разодранные в одном месте резиновые сапожки, из пальтишка, на котором болтается единственная пуговица, он вырос.

– Нельзя звездочку, земляк. Я тебе отдам, а мне за это кузькину мать будут демонстрировать.

– Кузькину? – переспрашивает пацан. – А моя мама умерла.

– Вот это совсем плохо. Давно умерла?

– Давно, еще летом. Ее на кладбище увезли.

Кеша опускается перед мальчишкой на корточки, разглядывает его. Калинкин тем временем находит в кармане запасную авиаторскую эмблему с крошечной звездочкой в центре и протягивает малышу.

– Вот тебе птичка-невеличка.

Мальчишка сгребает ручонкой эмблему и с восторгом разглядывает ее.

– Почему же она умерла? – допытывается Кеша.

– А ее папа бил, – доверительно говорит малыш. – Погоны у вас есть лишние?

– Погоди-ка. Почему ее папа бил?

– Мама ругала его, что он водку пьет, а он ее бил.

Мальчик показывает, как он это проделывал: пинает перед собой ногами, словно бьет кого-то, колотит ручонками слева направо. У Кеши на скулах вздуваются и опадают тугие бугры.

– И на улицу нас прогонял. Мне холодно было, а мама плакала. Она плакала, плакала, а потом умерла.

– Ну и сволочь! – цедит Кеша, взглянув на Калинкина. И пацану: – С кем же ты сейчас живешь?

– С папой.

– А что, больше не с кем?

– Папа говорит, что больше у нас никого нет. – Малыш вдруг испуганно хватает Кешу за рукав и шепчет: – Вон папа идет! Убегайте, он дерется!

– Я, может, тоже драться хочу, – угрюмо бормочет Кеша, поднимаясь на ноги.

Неровной походкой к ним приближается длинный тощий человек неопределенных лет. Он придерживает рукой полу замызганной болоневой куртки, из кармана которой выглядывает толстое горлышко бутылки.

– Калинкин, давай ему рыло начистим, а?

В серьезности Кешиного намерения трудно усомниться, и Калинкин на всякий случай хватает Князя за рукав.

– Гляди, а то и правда свяжешься.

Посмотрев на отца мальчишки, можно смело утверждать, что его физиономия умеет изображать только запойного пьяницу. Очень мрачная физиономия. Кеша с волнением чувствует, что у него начинает сосать под ложечкой. У него всегда сосет под ложечкой, когда возникает желание съездить кому-нибудь. Но сейчас во имя мундира он должен отказать себе в этом невинном удовольствии.