Про Кешу, рядового Князя

– Так уж и быть, не отменю, – усмехается капитан. – Но пойдете вместе с Калинкиным.

44.

На аэродроме – привычное напряжение. Кешин заправщик перекачивает топливо в самолетные баки. Князь то и дело поглядывает в сторону машины Калинкина. Неуловимый Калинкин – никак Кеша не может застать его на стоянке: полеты проходят в высоком темпе, и машины не стоят на месте. Только Кеша направится к стоянке, а Калинкина уже вызывают к самолету. Потом и Кеше надо ехать на ГСМ.

Наконец обе машины бок о бок оказываются на стоянке. Не зная, с чего начать, Кеша выходит из машины и осматривает работу Калинкина. Неплохо выправил, не радиатор, а прямо произведение искусства. Осталось только подкрасить.

Как назло, начинают прогазовывать сразу несколько истребителей. Даже собственного голоса не слышно.

Калинкин улыбается из машины – доволен. Можно подумать, что если бы ему еще раз помяли радиатор, он был бы счастлив снова блеснуть мастерством.

Виновато улыбаясь, Князь что-то кричит Калинкину и тычет сначала себе в грудь, а потом показывает на радиатор: я, мол, разукрасил. Калинкин перестает улыбаться и выскакивает из кабины. Вид у него настолько свирепый, что Кеша отбегает на безопасное расстояние. Стоит такой рев, что бесполезно объясняться словами. Поэтому Кеша умоляюще складывает на груди руки и обезоруживающе улыбается. На Калинкина это слабо действует. Он швыряет в Кешу галькой, орет что-то. Сквозь рев турбин едва пробиваются неуважительные слова. Но вскоре злость в нем выкипает. Он еще размахивает кулаками, однако от телесных наказаний воздерживается. Да и то, бурная злость неопасна, опасна тихая, тлеющая до поры. Вот Калинкин и вовсе остыл, только вяло поругивает Князя.

Через минуту они уже сидят на подножке машины, и Кеша о чем-то рассказывает Калинкину. Буря миновала. Смолкает и рев турбин. Слышны голоса.

– Правильно он тебя трусом окрестил, – говорит Калинкин. – Трус ты и есть.

– Но я ж сознался, никто меня за язык не тянул.

– Дорога́ ложка к обеду. Зря он увольнительную не отменил.

– Он же не зверь. Говорит, с Калинкиным пойдешь.

– Со мной?! На фига ты мне сдался!

– Да ладно, Калинка-малинка, чего ты все хвост пушишь. Все будет в ажуре!

– Здорово, сержант! – слышит Кеша.

Мимо стоянки машин идет знакомый летчик.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!

Лобанов явно обрадовался Кеше. Он трясет его руку так долго, словно это не рука, а заводное устройство, и Кеша после завода должен запрыгать по аэродрому, как кузнечик.

– Отметили тебя за вчерашнюю поездку? Я вашему Максимову рассказал, что это за поездка была.

– Отметили, товарищ старший лейтенант. Даже увольнительной наградили.

– Правильно наградили. Максимов о тебе неплохо отзывался.

– Обо мне?! – хлопает глазами Кеша.

– Ну да. А что тут странного?

– Не мог он, вроде...

– Давай не скромничай! – смеется Лобанов. – Он, правда, говорил, что ты еще не проявил себя как следует, но все идет к тому. Видишь, он и не захваливал.

В глазах Лобанова – веселые искорки, и невозможно понять, серьезно он или шутит. Может, это он так воспитывает Кешу? Неужели ротный не рассказал ему, какой Кеша есть прохвост?

– Только я, товарищ старший лейтенант, не сержант вовсе, – со вздохом говорит Князь. – И никогда им не буду.

Глазами Лобанов прямо хохочет. Знал ведь, хитрец! И все остальное наверняка знает.

– Ну, насчет того, что никогда не будешь, это ты зря, – говорит он. – Из таких-то и получаются настоящие сержанты, я уж знаю. А чего ты невеселый? Вчера, помнится, песни пел.

– История одна получилась, – нехотя отвечает Кеша. Лобанов смотрит на него с таким участием, что Князь не удерживается от вопроса: – Как вы думаете, если человек вовремя в чем-то не сознался, а потом все-таки сознался... ну, с опозданием, то он все равно трус?

– Все равно трус, – довольно безжалостно говорит Лобанов и пристально смотрит Кеше в глаза. – Только он трус легко излечимый. Стоит этому человеку взять себя в руки, как от трусости останутся одни воспоминания.

Кеша жалеет, что задал этот глупый вопрос. И без того все ясно было. Однако от слов Лобанова ему становится хорошо и спокойно. Действительно, что за проблема! Стоит только захотеть, и не будет не только трусости, но и дури, из-за которой у него столько всяких неприятностей.

– Ну, мне пора, скоро вылет, – говорит Лобанов. – Бывай здоров, будущий сержант!

– До свидания, товарищ старший лейтенант, счастливо отлетать.

– Надо говорить: чистого неба.

– Чистого неба!

45.

Наступает долгожданный день, на который назначено увольнение. С Калинкиным заключен довольно устойчивый мир. Да он, поди, и думать забыл об этом злосчастном радиаторе. Кеша осторожно выведал у парней второго года службы, где в поселке школа, и теперь считает часы до выхода из гарнизона. Он уверен, что найдет Женю. Пусть даже для этого надо будет явиться в школу под видом шефов. Все будет законно, ведь их часть, как узнал Кеша, действительно шефствует над поселковой школой. Поутирают носы первоклашкам, а заодно разведают, где там обретается Женя. Учится девушка, как он понял, в десятом.