Про Кешу, рядового Князя

Князь испуганно бьет по тормозам, и его как ветром сдувает с сиденья. Торопливо чиркнув спичкой, он видит в слабом свете помятую решетку радиатора Калинкиного заправщика.

– Ну, как же я забыл, еш-клешь! Он же тут стоял, в моторе возился!

Успокаивает лишь то, что решетка помята не сильно. Час работы, и она будет выправлена. Хорошо еще, что не газанул.

Кеша быстро выруливает из злосчастного бокса и ставит машину на прежнее место. Там он осматривает задний буфер и не находит никаких следов удара. Как же теперь сказать Калинкину? Князь так расстроен, что кровать уже не кажется гениальным изобретением человечества.

Придя в казарму, он начинает трясти Калинкина за плечо, но тот ни за что не хочет просыпаться.

– Калинка, что я тебе скажу...

Поэт отмахивается, как от надоевшей мухи.

«Скажу завтра, – решает Кеша, и одеяло накрывает его с головой. – Заодно помотивирую его, чтоб в чужие боксы не ставил».

41.

Утро, как и всякое солдатское утро, начинается с молниеносного натягивания брюк и сапог. Гимнастерки, пилотки и ремни остаются на табуретках. По утрам уже холодно, но стоит парням пробежать километр-другой, как от гусиной кожи не остается и следа.

После физзарядки в курилке становится тесно. Шуршат сапожные щетки. Кто-то вспоминает завалящий анекдот, на который никто не реагирует. Когда рассказчик добирается до того места, где по замыслу положено смеяться, в курилку врывается взволнованный Калинкин.

– Парни, кто мне радиатор помял? – спрашивает он.

– А ну, повернись, покажи, – просит кто-то из штатных шутников.

Калинкин и сам понимает, что его вопрос наивен. Если виновник сразу не сознался, то теперь уж подавно промолчит. Кешу этот вопрос застает врасплох. Сначала он решает подойти к парню и по-свойски хлопнуть по плечу: не волнуйся, мол, Калинка, это я тебе подсуропил. Но что-то удерживает его. Даже не удерживает, а просто он дал затянуться паузе. А пауза штука коварная: с каждой секундой становится все невозможнее подойти и хлопнуть по плечу.

– Машина где стояла? – спрашивают Калинкина.

– В боксе, где же еще? Кто-то вчера заезжал без света и врезался.

– Сильно хоть помяли?

– Сильно или нет, а выправлять мне, не Пушкину.

– Ты машину в свой бокс поставил? – спрашивает молчавший до сих пор Шевцов.

– Мой кто-то занял.

– Ну, друг, теперь на себя и пеняй. Надо было сразу разобраться, кто твой занял. Ротный узнает, тебе же и нагорит.

– Никогда номера не соблюдали, и никто радиаторы не мял, – замечает кто-то из старослужащих.

– А теперь будем соблюдать, – отрезает Шевцов. – Порядок должен быть. Калинкин, ты в какой бокс машину поставил?

– В двадцать первый, кажется.

– Киселев, это твое очко?

– Мое, – нехотя отвечает Кеша, решив, что сейчас сержант дознается, кто Калинкину подкузьмил.

– А твоя машина где стоит?

– В тринадцатом, вроде.

– Вроде, вроде! Ротозеи несчастные. Может, это ты ему?

– Он тут ни при чем, – вступается Калинкин. – Он раньше меня из парка уходил, сам видел.

– А ты, Калинкин, в столб случайно не врезался? – высказывает догадку Чуйков. – Сознавайся, Калинка-малинка.

– Тоже мне Шерлок Холмс нашелся! Кеша, скажи, когда ты мимо проходил, радиатор целый был?

– Я вообще-то не приглядывался, – мямлит Кеша. – Вроде целый.

Будь парни понаблюдательней, они заметили бы, что с Князем творится что-то неладное: жалкая улыбочка, беспокойство в глазах, смирненький какой-то.

– Рота, строиться в казарме! – кричит дневальный, и Кеша облегченно вздыхает.

– Рота, равняйсь! – командует капитан Максимов. – Смирно! За отличное обслуживание полетов по тревоге объявляю благодарность всему личному составу роты!

– Служим Советскому Союзу! – с удовольствием гремят парни.

– Рядовой Киселев, выйти из строя!

Если бы на Кешу опрокинули ведро холодной воды, он вздрогнул бы не так сильно. Ротному известно, кто помял радиатор. Князь обреченно покидает строй. Такого позора еще не случалось в богатой биографии светлейшего князя. Скорей бы сгореть от стыда, чтобы от тебя осталась маленькая кучка пепла...

Предчувствуя очередной неприятный разговор с ротным, Шевцов исподтишка показывает Кеше кулак, на что тот презрительно хмыкает. А старшина, стоя у дверей, укоризненно качает головой: ох, дети, дети...

Выдержав эффектную паузу, ротный объявляет:

– За находчивость и помощь третьей эскадрилье рядовому Киселеву объявляю благодарность!

Князь обалдело смотрит на капитана. А тот в свою очередь весело разглядывает Кешу, видимо, наслаждаясь его растерянностью. У Шевцова брови заползают так высоко, что лоб превращается в стиральную доску. Тур растерянно крякает и бормочет:

– Ох, дети... Поди ж ты!

– Князь, отвечай, – шепчут из строя.

– Служу Советскому Союзу!

– Пойдете в увольнение на восемь часов. Становитесь в строй.

– Есть!

Кеша становится на свое место и переводит дух. Сосед незаметно толкает его локтем: молоток, дескать, скоро кувалдой будешь... А тут еще дневальный показывает из-за спины Тура какую-то бумажку и весело подмигивает Кеше. Бумажка похожа на почтовую квитанцию – никак почту принесли. Не слишком ли много событий за одно утро?