Про Кешу, рядового Князя

– Виноват, дети, дела не пустили.

И начинает ревностно расспрашивать своих детей, ладно ли да вовремя ли справили им ужин, всем ли хватило.

Сейчас за столом не чувствуется привычного оживления – уработались ребята. А что до Кеши, у того вовсе аппетита нет.

– Киселев, вы почему миску отодвигаете? – строго спрашивает Тур.

– Не хочу что-то, товарищ старшина.

– Вот те нате! У солдата всегда должен быть аппетит. Что ж это за солдат – без аппетита? Ну, а если в иной день и нету его, то прими пищу навроде лекарства. Как на фронте.

– Это что ж, на фронте такой порядок был? – спрашивает кто-то из ребят.

– Был, как не быть. Положим, переутомление вышло или, хуже того, после рукопашной. А то еще один раз всей ротой в воде стояли двое суток. Кусок в горло не лезет, а знаешь: не подкрепишься – пропадешь. Вот и приказываешь себе: съесть все без остатка, и никаких гвоздей!

– Товарищ старшина, а зачем в воде стояли? – допытываются парни. – Расскажите.

– Ну, дети, и не место, и не время вспоминать.

На лице старшины – смущение: получается, будто сам напрашивается порассказывать о былых баталиях.

– Просите, просите своего старшину, он расскажет!

Парни оборачиваются на голос. В дверях – Землянский. Никто не заметил, как вошел.

– Рота, встать! – звонко командует Тур.

– Сидите, ужинайте, – останавливает замполит. – А я бы, между прочим, тоже с удовольствием послушал. Воевать-то мне не довелось, мал был.

– Товарищ майор, неловко как-то получается, ведь это я только к слову сказал, – отговаривается Тур. – Да и полеты...

– На аэродроме как раз затишье, – не отступает Землянский. И парням: – Ну, что же вы? Видите, я не могу уговорить.

– Товарищ старшина! – дружно галдят ребята.

– Ну, что вам стоит, расскажите...

– Ладно, ладно, – хмурится папа Тур. – Что вы, ей-богу, как дети малые.

Землянский усаживается на скамью у края стола и всем видом показывает, что не уйдет отсюда, не послушав рассказ старшины.

Надо сказать, что старшина не любитель вспоминать о войне. Хоть и захватил он ее в последний год, а лиха, видать, хватил через край. Вспоминать об этом лихе – занятие малоприятное. Конечно, он понимает, что рассказывать молодежи о войне надо, но какой он говорок – двух слов связать не умеет.

– Ну, значит, это...

«Есть же люди, – думает папа Тур, – из которых слова рекой льются. Речи всякие держат, лекции читают на какую хошь тему. Иной, так полдня рот не затворяет, и даже хрипоты у него не случается. Талант! А тебя природа хоть каким бы завалящим талантишком наградила...»

– Ну, значит было мне в сорок пятом поменьше, чем вам сейчас – восемнадцать неполных годков. Наши уж тогда воевали не в пример фашисту – уверенно воевали и без промаху, сегодня на полгода вперед смотрели. А немец хоть и перестал давно в победу верить, но огрызался – куда там! Ну, а этот случай – в воде-то стояли – так получился. Был впереди нас Одер, а чтобы на него выйти, нашей роте надо деревеньку взять, потом высоткой завладеть. Одер уж за этой высоткой. Деревенька-то была с ладонь, как звать даже не помню. Но наших за нее много полегло. Так вот, скатились мы в низинку перед деревней, вышибли немца и его окопы заняли. Как он ни кидался на нас, чего только не делал, а вернуть окопы не может: крепко мы в них вцепились, потому как назад нам никак невозможно. Приказ получили: удержать любой ценой. И что ж он тогда делает...

Тур с чуть заметной хитринкой оглядывает солдат: ни за что, дескать, не догадаетесь, какую пакость выдумали фашисты.

– Поблизости пруд был какой-то захудалый. Так они прорыли в плотине канаву и воду прямехонько в наши окопы пустили. Чтоб, значит, утопить нас без хлопот. Вода прибывает и прибывает. Как бы, думаем, окопы не пришлось возвращать. Счастье наше, что уже тепло было, а то б... В общем, вода дошла по грудь и стала. Промашка вышла у немца: уровни сравнялись в окопах и пруду. Вот мы и простояли в этой воде два дня, ждали команды наступать. Да если б только стояли, а то ведь атаки отбивать надо... Я, товарищ майор, Киселеву-то и говорю, что не было у нас аппетита, да еще к сухому пайку. Измучились до крайности. Но понимали, что нельзя без еды – и ели. А то какое бы из нас наступление получилось?

– На Киселева ваш рассказ повлиял, – улыбается Землянский. – Ужин-то весь подмёл.

– Товарищ старшина, неужели нельзя было на сухое выбраться? – удивляется Шевцов.

– То-то и оно-то, что нельзя. Немцы ждут не дождутся, когда мы начнем вылазить. Чуть высунулся – получи пулю в лоб. А то начнут гранатами на длинных ручках закидывать. Далеко такие гранаты летят. Куда там вылазить, вода и так бордовая была.

– От крови?!

– От нее, от чего же еще. Но мы все ж ухитрялись. Ведь без перерыва двое суток никто бы, наверно, не выдержал – кожа размокает, как стиральная доска делается. Мы, значит, несколько досок над самой водой приладим и по очереди лежим на них, сохнем. Благо солнце было. Чуть подсох – снова в воду. Пуще всего, конечно, оружие и боеприпасы берегли от сырости.