Про красных и белых, или Посреди березовых рощ России

Энни обернулась на шум и движение. К ней спешила невестка. И она. Девочка, которую бабушка узнала бы через все расстояния и дали. Тоненькая и хрупкая птичка. Пелагея. Петра. Приехала. Дорогая пташечка. Ясноглазая, светлокудрая ее Василиса Прекрасная. Что ж без Финиста Ясна Сокола, поняла вдруг Энни. Двое из ларца, братик и сестренка… Она обняла ее, кинувшуюся к ней на шею, она боялась спросить и должна была спросить.

– Павлик, Петя?..

Петра отступила от объятий. Просто сами собой разжались руки.

– А разве… Мне мама ничего не успела еще сказать. Разве он не приехал? Я думала, он ведь здесь. Я добиралась сама с мужем, там в России все так перепуталось. Но я верила. Я всю дорогу верила, что ему тоже удалось выбраться. Бабушка Энни! Скажи, мама!

Мама не сказала. Мама тоже стояла, оглушенная правдой. Она не подумала. Она слишком обрадовалась. Она увидела Петю, и, значит, Павлик тоже ведь должен был быть где-то рядом.

Петра отвернулась. Петра стояла и смотрела на березовую рощу, и на глаза наворачивались слезы. Она была в этой полыхающей России. Если Павлик не приехал, то там ведь невозможно такому, как ему, остаться в живых. Прежнему офицеру царской армии. За Веру, Царя и Отечество…

Володька бежал от дома. Он задержался где-то там, знакомился с папенькой и дедушкой, и сейчас они тоже бежали сюда. Ее Володя. Подбежал. Помахал письмом. Это было чудо. Пока они были здесь, как раз пришло письмо. Из России. Только чудо ли или беда?.. Кто там и что написал?.. Россия ведь, эта покинутая Россия, кромешный ад.

Не знала та береза,
Дороги на краю,
Что в лютые морозы
Затем красу свою

– Сибирскую «корицу» —

Белила и спасала —
Чтоб русская Царица
На ней письмо писала

– За все благодарю —

Небесному Царю.
…………..
Стояла та береза —
России на краю,
– За тын, за плен, за слезы —
За все благодарю.

А если мало – плену,

А если много – тыну…
Сам назови мне цену…
А если скажешь: сына

Под кончиком пера

Коробится кора…

Стояла та Россия —

Обрыва на краю.
– И если скажешь – Сына… —
За всё благодарю,

Марина Цветаева. Из «Поэмы о Царской Семье».

Мама не решилась открыть. Передала бабушке. Бабушка, открыла, прочла и передала маме. Мама читала, а Петра смотрела на бабушку и старалась понять. Бабушка не была рада. Ее серо-зелено-карие глаза были какие-то серьезные и печальные. А потом она отвернулась. Как только что было отвернулась и сама Петра. Как стоит серьезный и печальный Володя.

«По сравнению с вечностью… Все мы молоды, и все мы стары…», – подумала Энни. И она. И Павлик. А сколько лет и сколько зим ты прожил на этой земле, в конечном итоге неважно, как говорил батюшка как-то на панихиде. Главное – успел ли ты в своей жизни прийти к Богу. Войти в вечность. «Вечность!.. Туда утекли все предшествовавшие нам времена; в этой пропасти скрылись все миллионы людей, сменявшиеся поочередно на лице земли; пред нею, пред ее взорами родился мир, размножилось человечество, образовались племена, народы, царства; пред ее взорами уже многие цветущие царства обратились в пустыни, многие великие грады сравнялись с землею, вросли в землю, покрылись ею; пред ее взорами пустыни безлюдные, леса дремучие, болота непроходимые соделались цветущими жилищами человеческого общества, многочисленного, образованного, шумного… На все это смотрела, смотрит равнодушно с холодной суровостию – вечность. Ничто ее не насыщает и ничто не насытит. Все в ней должно исчезнуть: все – ее жертва; на все глядит она, как жаркое вешнее солнце на хрупкий, слабый вешний снег…»[161]