Про красных и белых, или Посреди березовых рощ России

Как звезды, были их глаза —

Простые, русские кадеты;

Их здесь никто не описал

И не воспел в стихах поэта.

Н. Снесарёва-Казакова

I

Березовая роща шумела и шелестела, и Энни улыбнулась. Вспомнила, как она и Дирк сажали тоненькие, молодые саженцы. И вот теперь – стоят деревца. «Яко тысяща лет пред очима Твоима, Господи, яко день вчерашний, иже мимоиде, и стража нощная…» (Пс.89:5). Летит, уносится время. А ведь как будто вчера. Все как будто вчера. Ей 20, и она выходит замуж за того светлоголового капитана с серо-голубыми глазами. Он и сейчас такой. Столько зим, столько лет. А глаза – все те же. И весь – все тот же. «Да обновится яко орля юность твоя! А обновляется человек, юнеет – от благочестия. Если сравнить земую жизнь человеческую с вечностию, то все мы одинаково молоды и одинаково стары»[153].

А сама старуха, а не верится. Как когда-то в молодости где-то прочла:

Передо мной – корабль. Трепещет парус.
Морская даль темна. Мои матросы,
Товарищи трудов, надежд и дум,
Привыкшие встречать веселым взором
Грозу и солнце, – вольные сердца!
Вы постарели, как и я. Ну что ж;
У старости есть собственная доблесть.
Смерть обрывает все; но пред концом
Еще возможно кое-что свершить,
Достойное сражавшихся с богами[154]

.

«Мы – это мы; пусть время и судьба

Нас подточили, но закал все тот же,
И тот же в сердце мужественный пыл —
Дерзать, искать, найти и не сдаваться!»[155],

– улыбнулась Энн.

И снова стала серьезной. Прочь, все прочь. «Бдите и молитеся, да не внидите в напасть (Мф.26:41), – сказал Господь ученикам Своим, – а яже вам глаголю, всем глаголю: бдите» (Мк.3:37).

«Как внезапно придет день общего суда всех человеков: так внезапно приходит для каждого человека день частного суда его, день смерти его. Неизвестен час, в который мы будем позваны. Иной, начав только путь земной жизни, восхищается с него в вечность; иной поемлется по совершении весьма немногого пути; иной – с средины пути; иной – значительно не кончив его. Редкий достигает полноты дней; и оставляет свою земную хижину – тело, когда она сделается неспособною для жительства в ней. Во время совершения нами земного странствования, оно, по извращенному в нас падением ощущению бессмертия, представляется нам бесконечным, исполненным обильнейшей, плодоноснейшей деятельности. Это ощущение имеют и дитя, и юноша, и муж, и старец: все они созданы бессмертными, бессмертными по душе; они должны бы быть бессмертны и по телу! падения своего, поразившего смертию и душу и тело, они или вовсе не знают, или знать не хотят, или знают его вполне недостаточно. Оттого взгляд ума и ощущение сердца по отношению к земной жизни ложны и исполнены самообольщения; оттого она обманчиво представляется всякому возрасту вечным достоянием человека. По совершении земного странствования, во вратах смерти, путь, представлявшийся бесконечным в будущности, в прошедшем является самым кратким, а обширная деятельность, совершенная не для вечности, является пагубнейшею, безвозвратною потерею времени и всех средств, данных для спасения. Очень верно выражают свое обольщение люди века сего, обыкновенно называя смерть неожиданным, бедствием, в каком бы возрасте ни постигла она их родственников и друзей. И для дряхлого старца, обремененного летами и недугами, давно склонившегося во гроб, но не думавшего о смерти, удалявшего от себя всякое напоминание о ней, она – неожиданное бедствие. В полном смысле она – бедствие для всех, не приготовившихся к ней. Напротив того, блаженни раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящими[156], трезвящимися, правильно смотрящими на земную жизнь, помнящими смерть и готовящимися к ней, как к могущей прийти при всяком возрасте и при всяком состоянии здоровья. Надо совершать путь земного странствования с величайшим вниманием и бодрствованием над собою; надо совершать его, непрестанно взывая к Богу молитвою о помощи. Светильником нашим при путешествии да будет Евангелие, как воспел Давид: Светильник, ногама моима закон Твой, и свет стезям моим[157]. Идем не только по тесному пути: идем ночью»[158].